— Это пока. Потом тебе придётся выживать, если это будет длиться долго, то ты сам заметишь, как изменишься…

Дверь начала открываться, но Артём, не вставая, подпёр её пяткой, и крикнул:

— Занято! Захар, продолжай.

Глаза наркомана закатились, он начал трястись, и судороги напоминали агонию.

— Эй! Эй! Ты чего, Захар, ну! — Артём начал трясти тело, но Мухин не приходил в сознание.

Дверь раскрылась, впустив здорового мужика внутрь, и сразу захлопнулась, прямо переел лицами зевак.

— Борис, чёрт возьми, хорошо, что ты, я не знаю что с ним, он говорил, потом потерялся, — начал Артём, узнав товарища.

— Какой дрянью он накачался?

— Откуда мне знать?

Тельцов выхватил шприц, осмотрел, принюхался. Артём начал мерить пульс.

— Пока жив.

— Жаль.

— Борис, сейчас это наша общая проблема.

— Я не вижу проблем, бросим тут, пусть валяется.

— Я бы с радостью, а если увидят до того, как оклемается, надо в купе к нам занести.

— Неси, я пас, — Борис поднялся, бросив на пол шприц, раздавил ногой, и взялся за дверную ручку.

— Ефрем орал на меня вчера, за то, что я помог беженцам, мы якобы рисковали быть раскрытыми. Этот риск ещё более глупый, но не менее опасный. Его найдут, сообщат проводникам, в вагоне полно вояк, они возьмут его, проверят документы, раскусят, и возьмут за жабры нас…

Борис стоял к Артёму спиной, но было заметно, что он никак не может принять решения.

— Как будем вытаскивать? — наконец, обернулся он.

— Я не знаю, может найти Ефрема?