Она посмотрела на свои руки, вернее, на то, что от них осталось. Потом взглянула на Ка-Поэль.
– Вы ведь не такой, как другие, правда? Не могу поверить, что не поняла это сразу. Надеюсь, пистолет заряжен ее пулей? Такой же, какими вы убивали Избранных на Южном пике.
– Да, такой же.
Таниэль облизал губы. Что-то мешало ему поднять пистолет и спустить курок. Возможно, это было сострадание. Или осторожность. Или просто нежелание снова проливать кровь. Он не мог сказать точно.
– Они знали, кто вы такая, когда снимали вас со столба? – спросил Таниэль.
Жулен пожала плечами:
– Деливские Избранные видели меня. Но я сказала, что была простой наемницей, так оскорбившей Кресимира, что он решил с помощью магии продлить мои мучения.
– И они вам поверили?
– Почему они должны были не поверить? По большей части это правда. Но даже если бы они узнали, что я Предвечная, без рук я не представляла для них никакой опасности.
– Но при вас остались ваши знания.
– Поэтому я и не призналась им. – Жулен усмехнулась, и шрам на ее щеке растянулся. – Давайте не будем откладывать, хорошо?
Таниэль оглянулся на Ка-Поэль, но она не проявляла никакого беспокойства. Он поднял пистолет.
– Вы ведь не откажетесь от своего обещания? – тихо произнесла Жулен.
От удивления Таниэль опустил руку:
– По-вашему, я мог бы передумать? После всего горя, которое вы принесли?
– Но спросить все равно стоило, – пожала плечами Жулен, как будто ответ был ей безразличен.
– И вы согласитесь жить в таком виде?
Она приподняла руки:
– Возможно, я сумею когда-нибудь вернуть их. Я все еще вижу Иное, только у меня нет пальцев, чтобы к нему прикоснуться. А если не выйдет – что ж, возможно, я получила по заслугам. Возможно, это будет справедливо, если ближайшую тысячу лет я проведу в застенках, и деливские Избранные пытками вытянут из меня все мои знания до последней капли.
Таниэль молча изучал ее лицо. Сожалеет ли она о том, что сделала, или это одно лишь притворство? Жулен должна жалеть, что вызвала Кресимира, – это точно. А как насчет убийств и всех тех бед, что она принесла людям? Раскаивается ли она в этом?