— Сэр, вы в порядке? — спросил Джефф.
Эндрю пошевелился, осознавая, что он в тишине уставился вдаль.
Он улыбнулся и ничего не ответил. Он был все еще слаб, чувствуя дрожь внутри себя, как если бы его сердце, его тело было такое же ломкое, как и стекло. Бледность, слава богу, прошла, хотя темная тяга к тому ужасному эликсиру, морфию, все еще осталась, память о его успокоительном влиянии, витала подобно фантазии для брошенного любовника.
— Все прекрасно, Джефф, давай-ка не будем держать парней стоять здесь. Смотры могли бы быть отличной забавой для генералов, но они могут быть адской скукой среди своих.
— Так точно, сэр. Я увижу вас на фронте, сэр.
Джефф отдал честь и, повернув лошадь, рявкнул приказ. Флейтисты и барабанщики начали развертываться позади него, приказы, неслись эхом через поле, плотно расположенные колонны разворачивались и проходили по проходу в смотре и оттуда отправлялись к месту сбора, где их ждали поезда.
«Боевой гимн Республики» эхом разносился через открытые поля, вслед за длинными изогнутыми колоннами солдат, проходящих маршем; винтовки с примкнутым штыком сверкали в утреннем солнце.
Стэн, очевидно движимый чувством сентиментальности по своей старой команде, ехал не спеша, то назад, то вперед вдоль шеренг, наклоняясь, чтобы обменяться рукопожатием и пожелать парням всего наилучшего.
— Это должно стать последней кампанией, — заявил Ганс.
Эндрю повернулся в седле, посмотрев на своего старого друга.
— Еще одна битва подобно последней, и все будет кончено, либо они разобьют нас, либо Рим даст слабину, либо даже наше собственное правительство. Эндрю, ты должен найти способ покончить с этим.
Эндрю отвернулся, смотря, как проходят шеренги солдат. Было время, когда эта армия, его армия, так напоминала ему старую Потомакскую армию. Это время прошло. Теперь она выглядела, она ощущалась, как армия Конфедератов Северной Вирджинии. Люди были тощими, слишком худыми. Его армия начинала расшатываться от того, что сражалась одна в слишком многих сражениях и того знания, что она будет вынуждена продолжить биться, и это является единственным спасением от расчленения или смерти.
Это было очевидным во всей Республике, не только здесь, или на фронте, но и в Суздале, и в самом маленьком деревенском хуторке. Обширная инфраструктура, которую он попытался построить, чтобы поддержать эту войну, была натянута как тетива и начинала изнашиваться.
— Ты тоже видишь это? — спросил Эндрю.
Колонны пехотинцев прошли, пыль кружилась так, что солдаты выглядели подобно проходящим теням, хотя стоял полдень. Он мог ощутить нехватку энтузиазма, почти ребяческое волнение, которое прошло через армию, когда она, наконец, покинула лагерь, чтобы направиться на помощь. Нет, это были мрачные ветераны готовые сражаться хоть в аду, но из-за знания действительности энтузиазм отсутствовал напрочь.