К удивлению накрийца, хотя тот все плотнее сжимал кольца своего тела, человек начал сопротивляться. Шис чувствовал, что зажатая жертва на самом деле не собирается сдаваться — Рома смог освободить одну руку и вцепился пальцами в горло накрийца, стараясь его задушить. Тот зашипел, ухватился за конечность пальцами и пытался ее оторвать от себя, но человек держал как будто клещами, все усиливая и усиливая давление. Робот мог бы позавидовать такой непонятно откуда взявшейся силище, змей сильнее сжал кольца, теперь уже точно пытаясь убить зверя, но и тот не сдавался. Внутри колец Рома развернул кисть и пальцами начал сдавливать тело накрийца, впиваясь в кожу. Из его горла раздался полувой-полуклекот, белки глаз налились кровью и стали малиновыми, а сам он как будто стал еще больше.
— Не пытайся его убить! — прокричала вехинка. — Так ты еще больше разозлишь его! Он реагирует на внешние раздражители, когда его жизни угрожает опасность, то он защищается!
Змей неожиданно распутал кольца, выпуская Боцмана и тот шлепнулся на пол, увлекая за собой накрийца, продолжая держать его за шею. Асамзула подскочила сзади и, не обращая на предупреждающий крик матери, приложила свои маленькие ладошки на виски Боцмана. «Все хорошо, Рома», — транслировала она свою мысль, — «тебе ничего не угрожает, мы рядом, мы поможем, все хорошо, успокойся, здесь все друзья». Странное дело, но зверь вдруг перестал брыкаться, даже немного расслабился, выпустил змея, который тут же разорвал дистанцию с противником, хватая нож со стола.
— НЕТ!!! — закричала Асамзула, чувствуя, что тот сделает еще хуже. — Ему надо успокоиться!
Накриец колебался, но ножа не положил, а Боцман тем временем стряхнул с себя девушку — она упала на спину, отпустив руки — и повернулся к ней. Змей был наготове, чтобы швырнуть нож ему в спину или атаковать, пока человек не видит, но Эмания придержала его, вслушиваясь в ментальное поле. Она чувствовала, что ее дочь не потеряла контакт с этим существом, что она пытается до него докричаться и вроде как получается. Боцман присел перед девушкой на колено, его черные зрачки на фоне красных «белков» внимательно следили за Асамзулой, потом он протянул руку, касаясь щеки — та не отстранилась, наоборот, сама провела пальцами по щетине Ромы. Тот привстал, приподнимая девушку и ставя ее на ноги, потом повернулся к стоявшим в напряжении за его спиной, выражение лица не изменилось — оно было таким же страшным, особенно глаза, но уже не таким пугающим. Боцман искривил рот в улыбке и низким хриплым голосом произнес: