Светлый фон

— Я знаю.

Хельмут кивнул, затем встал, обошел стол и достал из навесного шкафа плетеную корзинку с печеньем и поставил передо мной.

— Выпьем чаю, а потом пройдемся. Ты не против? — жизнерадостно спросил он.

— Вовсе нет, — ответил я, счастливый от того, что буквально на моих глазах Хельмут стал моложе на добрый десяток лет.

 

Послесловие

С момента моего возвращения минуло уже несколько месяцев. Все давно улеглось и успокоилось, и я с головой окунулся в рутину, знакомую каждому — работа, дом, выходные, и снова все то же самое по кругу.

Мы поддерживаем связь с Хельмутом, редко, но регулярно обмениваясь электронными письмами. Вот вчера я получил одно, лаконично гласящее, что Берта умерла. Во сне, без боли и страданий. Просто уснула, и уже не проснулась.

Хельмут написал, что похоронит ее в своем дворе. Он просил меня не переживать за него и обещал, что заведет себе нового щенка. Берта бы точно не хотела, чтобы ее хозяин убивался от горя, и Хельмут прекрасно это понимал.

Еще он приглашал меня на Рождество, и я с удовольствием принял это приглашение. Там, в домике под Дюссельдорфом впервые за семь с лишним лет соберется все семейство Хельмута — и сын, и дочь, и даже племянник со своей тройней очаровательных карапузов. В первый раз в жизни я не страшился отправляться куда-то в новое место на подобный праздник. Почему-то я был уверен, что общий язык с родней Хельмута я отыщу легко.

Словом, все в моей жизни хорошо. И не только в моей — Леха с Олей торжественно объявили о грядущем великом событии, намеченном на конец января. Я уже купил билеты домой и, похоже, вскоре придется покупать еще одни — на март нацелились Семен с Машкой.

Ванек же пока, как выражается он сам, не остепенился и пребывает в поиске одной-единственной. Иногда эти поиски приобретают особо интенсивный характер, и тогда у Ивана быстро заканчиваются деньги, что, впрочем, побуждает его лучше и больше работать.

Страшные приключения остались позади, о них иногда напоминают лишь тревожные картины в моей памяти, постепенно блекнущие и теряющие свои первоначальные жуткие краски.

А еще я видел сон. Видел дождливый октябрь в пустом российском городке, где по испещренному трещинами асфальту неторопливо брел огромный носорог с густой пепельной шерстью. Он проходил мимо облупленных домов в сторону жидкого леса, и, казалось, его совсем не тяготило окружение мертвого города.

Видел я и безоблачное южное небо — его делили все такие же шумные чайки и летающие создания, которых я почти позабыл. В море под ними проплывали массивные туши странных рыб и морских млекопитающих, прежде не замеченных ни в одних геологических отложениях и теперь соседствующих с уже давно существующими животными.