И он уже был готов окончательно склониться перед Адамом, как вдруг ощутил, что кто-то сзади его ласково обнимает, сомкнув тёплые руки на его груди. В ухе защекотало от чьего-то дыхания, а в голове пронеслось:
«
Всё перевернулось в сознании. Бесконечный шёпот разом пропал, очистив разум. Вязкое
По щекам Синдзи полились слёзы счастья, заставляя вспомнить все его решения, все обещания, всех, кого он хотел защитить. Не мир, не человечество, а конкретных людей, которые подарили ему новую жизнь, которым он обязан и из-за которых не имеет права отступать. И самое главное: он сам так решил, это его решение, что бы ни говорил Адам. Может быть, он изменился, но всё ещё оставался тем самым Икари Синдзи, которому порой нужен хороший пинок под зад. Изменилось лишь то, что теперь он при желании сам может себя мотивировать. Разве его кто-то заставлял остаться в Токио-3 после второго боя? Разве кто-то направил его встретиться с Со-хён? Разве кто-то ему приказывал сдружиться с Кенске и Тодзи? Разве его кто-то склонял к помощи Рей? Нет — всё сам.
Смахивая слёзы и всё ещё ощущая неведомую силу на своих плечах, Икари приободрился и твёрдо встал на ноги напротив прикрывшегося лицом Аянами «бога». «Бога», который боится предстать в своём истинном облике. «Бог», который настолько не уверен в «неизбежном», о котором твердит, что приходится уговаривать Синдзи. Неужели сама Судьба может быть на стороне зарвавшегося какого-то там существа, которое мнит себя божеством? Неужели она покорно подчинится «хотелкам» и извращённой логике того, кто постоянно скрывается за чьим-то обликом? Нет, такого не может быть, уверен Синдзи. Адам не просто так пытался его склонить перед собою, ибо он и сам не знает, что же в итоге уготовила им обоим Судьба. А значит, он не всесилен, не абсолютен и никакое не божество.
— Ты не Аянами Рей, — голос Икари твёрд, как скала, — и будь ты богом, ты бы не стал со мной общаться, уговаривать или объясняться.
Личина Адама не дрогнула, он лишь отступил назад, чуть не упав в пропасть.
— В̢ битву ͡вс̸туп̷а̧я, — «божество» хоть и шевелило губами, но его слова звучали отовсюду, — по͟щ̕ады ͢не̨ ͝жд̧и.