— Поздно молиться, Максуд, — Борис присел на корточки около него, заглянул в глаза.

— Поздно молиться, но еще не поздно попасть в рай. Честно. Ты можешь умереть не от руки шайтана, а от моей руки, руки неверного. И твои руки при этом не будут связаны. Ты умрешь в бою, Максуд. Но…

Максуд успокоился. Кивнул. Потом вперился широко раскрытыми черными глазами в Пурдзана.

— Чем, скажи… Зачем он тебе? Возьми меня! Служи мне!

Пурдзан закинул ногу на ногу, стряхнул щелчком пылинку с копыта. Покрутил пальцем бороду. Борис за спиной показал ему украдкой кулак. Но Пурдзан всего лишь нагнетал обстановку — для большего эффекта.

— Нет, эфенди, — сказал он, наконец, — нет. Ты слишком благочестив.

— Я?! Да я…

— Аллах все знает. Я — чуть меньше. Но для данного случая — достаточно. Тебе путь — в рай, правда, скоро. Идин-ага пойдет со мной, правда, попозже. Скажи ему то, что он просит, и я тебя не трону.

Максуд помрачнел. Пожевал полными губами. Помолчал. Вздохнул.

— Спрашивай.

Борис потер ладони.

— Ну-с, каковы планы Габдуллы?

— Я не знаю, почему…

— Меня обмануть хочешь?! — заорал Пурдзан и замахнулся копытом.

Максуд снова замолчал. Потом снова вздохнул.

— Габдулла даст тебе выйти. Ты получишь железо, повезешь назад — тут он тебя и возьмет, в нейтральных водах. У него два катера, типа твоего, и по двадцать человек на каждом.

— Сам будет?

— Сам не будет. Мне сказал движок твой поломать.

— Ясно. Все?

— Все.