– Вот, вселил, – Тимир еще раз дунул в обломок свистульки. – Притянула. Алып верно заметил: это ненадолго.

– Но дедушка! Дедушка Сэркен!

– Много он понимает, твой дедушка Сэркен…

– Калека? – шепот Уота заставил нас замолчать. – Нет, не калека…

На губах адьярая выступила кровавая пена. Когтистые пальцы скребли зерцало доспеха: казалось, Уот пытается содрать с себя боевое железо, желая глотнуть воздуха напоследок. О том, что можно просто усохнуть, он, по-моему, забыл.

– Сильный. Очень сильный. Слишком сильный…

С неимоверным трудом, кряхтя и охая, Уот повернул голову. Уперся мутным взглядом в спящего Нюргуна:

– Добей. Мечом, а?

Нюргун лежал, безучастен. Грудь его мерно вздымалась.

– Хочу, как боотур…

Убедившись, что ждать ответа от Нюргуна не имеет смысла, Уот повернулся ко мне:

– Юрюн? Добей…

Слабак, беззвучно откликнулся я. Я слабак.

– Юрюн…

Прости, не могу. Убить тебя дважды? Нет, не могу.

– Ты? Ну хоть ты…

Зайчик сгорбился, спрятался за девушек. Когда Жаворонок шагнула вперед, он потянулся, словно хотел ее остановить, но отдернул руку. Пройдя меж нами, дочь дяди Сарына встала над поверженным адьяраем.

– Усохни, – попросила она. – Пожалуйста.

– Зачем? – прохрипел Уот.

– Мой отец обещал тебе меня. Хочу увидеть того, кому он обещал.