– Да, уважаемый Буря Дохсун?

– Побежишь за меня! – тоном, не терпящим возражений, заявил Буря. – Победишь – награжу!

Кэр-буу! Видел я, как Баранчай бегает. Мне его здорового, больного, хромого – да хоть мертвого! – ни за что не обогнать.

Баранчай молчал.

– Я богатый, щедрый! – Буря решил, что слуга набивает себе цену. – Я знаешь, какой щедрый? Не обижу, буо-буо! Давай, беги!

Баранчай по-совиному повернул голову и посмотрел на Нюргуна, стоящего позади него. Обычный человек, в отличие от лесной совы, таким движением свернул бы себе шею. В лице слуги что-то дрогнуло, на скулах проступил тусклый металл. По металлу пробежала волна ряби.

– А вы, уважаемый Буря Дохсун, – вдруг спросил Баранчай, – знаете, какой я вежливый?

Буря осклабился:

– Ага! Аж противно!

– Вот поэтому я вам и отвечу: извините, не побегу. А больше ничего не скажу, хорошо?

Не оглядываясь, Баранчай зашагал прочь.

– Бабат-татат! Стой! – взревел Буря.

А ведь он боится, понял я. Не Буря, нет. Баранчай боится Нюргуна. Уота не испугался, на помощь ко мне пришел, в паучьем колодце на своих плечах держал, а тут… Я что, тоже его боюсь? Собственного брата?! Я не знаю, чего от него ждать. Не знаю, что он сделает в следующий момент. Я ничего, ничегошеньки не знаю…

– Не будем бегать! – нарушил общее тягостное молчание неугомонный Буря Дохсун. – Скачки устроим! Пусть скачки решат!

– Скачки, да!

Боотуры снова оживились:

– Одни кони! Без всадников!

– Одни кони?

– Это как?!

– А так! У нас кони перекованные. Умные, буо-буо!