Это были ребята в мундирах непонятной принадлежности, однако их цепкие взгляды и настороженность говорили сами за себя.

Тем не менее с Брейном они обращались предельно корректно, хотя всем своим видом давали понять, что никаких вольностей не потерпят.

– Сэр, мы прибыли на место, вам пора выходить, – сказал один из них.

– Не вопрос, ребята, нужно выходить – значит, я выйду, – ответил Брейн и, помассировав ладонями лицо, взял с полочки кепи и надел его.

Затем поднял свою котомку – сильно похудевший рюкзачок, в котором почти ничего не было.

– Личные вещи лучше оставить, сэр.

– Оставить – значит оставить, – согласился Брейн и бросил рюкзачок на место. – Там все равно ничего нет.

И он вышел из каюты вслед за охранником, а второй пошел замыкающим. Брейн вспомнил, что даже в тюрьме его водил всего один.

Вместе они стали спускаться по трапу, и Брейн вдыхал воздух, который тут, за городом, имел свои оттенки, но уже попахивал подгоревшим молоком.

За время операции на Эталоне Брейн подзабыл этот запах, хотя, наверное, он было приятнее, чем те резкие – болотные и цветочные запахи в джунглях.

Жаль, что пришлось расстаться с группой, с которой он так сроднился, но Брейн знал правила игры.

Масса заданий выполнялась вот такими командами, иногда собранными на скорую руку, которые потом так же быстро расформировывались и раскидывались.

Это было малоэффективно, и лучше было использовать слаженные группы, однако обычно на поиск слаженной команды не хватало времени или иногда ее было жалко тратить на какую-нибудь малоуспешную акцию.

Еще бывали такие специфические задания, куда в принципе нельзя было выпускать группу из знакомых друг другу бойцов.

Внизу на бетоне ожидал микроавтобус, и, разумеется, там был водитель. Брейн заметил, что в службе контрразведки не полагались на роботов-водителей.

Оба сопровождавших Брейна охранника сели вместе с ним, и водитель, не говоря ни слова, тронул машину.

Они выехали за огороженный периметр и помчались по какой-то мощеной дороге, на которой больше не было ни единого транспортного средства.

Через пару километров выбрались на шоссе с уже привычными для Брейна щитами, защищавшими окружающих от дорожного шума.

Чтобы не пялиться на эти щиты, Брейн снова стал дремать, хотя и проспал до этого почти тридцать часов. А почему нет, если была такая возможность?

Монотонный шум и легкое покачивание располагали к отдыху, и Брейн проспал еще часа полтора. Его растолкали, когда они уже ехали по центральным районам.