Пашка бросился к лестничной клетке. Следы на полу постепенно бледнели, в них появились разрывы и пропуски, но он надеялся, что сможет разобраться хотя бы, в какую сторону направился Фаронов – вверх или вниз. Он выскочил к ступеням и сразу понял, куда пропал калека. Внизу, в стене, находился очередной лаз – длинный прямоугольный в сечении ход, напоминающий вентиляционную шахту. Его решетчатая крышка валялась здесь же.

К счастью, на этот раз туннель оказался строго горизонтальным, а потому Тунгус не мог уползти далеко. Пашка прислушался – и правда, в матово поблескивающей глубине лаза четко раздавались шебуршание, стук, царапанье и надрывное пыхтение.

– Тунгус! – дико заорал Пашка в туннель. – Тунгус! Я достану тебя, сука!

Из полумрака донеслось знакомое писклявое хихиканье.

– А ты попробуй, попробуй, молокосос паршивый! – отозвался злодей.

Глухая ярость захлестнула Пашку. С глухим рыком он упал на колени и, зажав в руке нож, пополз по громыхающему и угрожающе прогибающемуся под ним тонкому железу туннеля. Шебуршание и стук впереди также активизировались. Так он преследовал Фаронова метров двадцать. В лазе было довольно темно – его освещали только маленькие красные светодиоды наверху да слабый свет из редко попадавшихся боковых решеток.

Развилка! Так. Он подслеповато принялся рассматривать пол туннеля. Ничего не видно! В какую сторону пополз этот злодей? Кажется, налево. Он прислушался. Точно, туда. Пашка свернул, с удвоенной энергией замолотив локтями по железу. Поворот, второй – опять развилка, да еще и тройная! Ну где этот Тунгус? Ага, справа! Пашка снова свернул, начиная все чаще порыкивать и шипеть сквозь стиснутые зубы, словно преследовавший добычу дикий зверь.

Впереди что-то мелькнуло. Вон он, вон!

– Стоять! – задыхаясь, закричал Пашка. – Стоять, Тунгус! Я поймаю тебя!

Замерев, Фаронов остановился. Злодей сдается? Ну, сразу бы так.

– Смотри не пожалей!.. – зашипел, разворачиваясь, Тунгус.

Пашка удивленно уставился на него. Небольшое квадратное тельце, куда меньше, чем человечье, – фактически только грудь, головка, свернутая набок, длинные костлявые руки и… буквально пучок тоненьких паучьих ножек под ним, не меньше десяти-двенадцати, да еще и с когтями! Вот почему следы в холле были такими странными, вот почему раздавалось это цоканье…

Фаронов мерзко захихикал. И вдруг плюнул. Пучок липкой паутины, напоминающий с виду большой комок сладкой ваты, попал Пашке прямо в голову, залепив ему глаза, рот, нос… Он даже ощутил ее горьковатый вкус и жжение на языке. Гадость-то какая! Пашка принялся сдирать с лица мерзкую массу. «Уйдет же, уйдет, сволочь!» – думал он, волнуясь, и не ошибся. Когда Пашка продрал глаза, с отвращением сплевывая остатки паутины, Тунгуса уже и след простыл.