Время от времени Кельсер бросал монетку и перескакивал с одного холма на другой. Однако по большей части он просто бежал, придерживаясь берега канала. Шли часы, и Вин начала наконец ощущать усталость. Она не сбавляла скорости, но чувствовала сопротивление тела и растущее желание остановиться и отдохнуть. Несмотря на пьютер, тело начинало выбиваться из сил.

Вин следила, чтобы горение пьютера не ослабевало. Она боялась, что, как только пьютер иссякнет, усталость навалится на нее так, что ей будет уже не сдвинуться с места. Кельсер приказал ей пить как можно больше воды, хотя Вин совсем не испытывала жажды.

Надвигалась ночь, темная и тихая. Ни один из путешественников не осмеливался бросать вызов туману. Кельсер и Вин пробегали мимо барж и лодок, пришвартованных на ночь, мимо шатров, раскинутых бурлаками. Дважды они замечали туманных призраков, бредущих по дороге, и первый из них напугал Вин. Но Кельсер просто промчался мимо, совершенно не обратив внимания на полупрозрачную тушу из останков людей и животных, сожранных тварью, — из их костей постепенно формировался собственный скелет туманного призрака.

Кельсер все бежал и бежал. Вин потеряла чувство времени, она ощущала только бег, бег… Движение требовало слишком большого внимания, и она не могла сосредоточиться даже на Кельсере, несшемся впереди сквозь туман. Вин просто стремительно переставляла ноги, тело оставалось таким же сильным, и в то же время на нее навалилась чудовищная усталость. Каждый шаг превращался в испытание. Вин теперь думала только об отдыхе.

Кельсер не давал ей передышки. Он все бежал и бежал, вынуждая ее бежать следом, и скорость его оставалась прежней. Вин очутилась в мире, который состоял из подавленной боли и растущей слабости. Конечно, время от времени они замедляли ход, чтобы выпить воды или проглотить несколько бусинок пьютера, но не останавливались. Вин казалось, что она уже просто не сможет остановиться. Она ни о чем не могла думать от усталости. Она могла только разжигать пьютер. И больше ничего.

Свет, вспыхнувший на горизонте, ошеломил ее. Вставало солнце, туман отступал. Но Кельсер не позволил дню помешать им. Да и с какой стати? Они должны были бежать. Они просто… должны были… бежать…

* * *

«Я умираю».

Эта мысль уже не первый раз приходила в голову Вин. Точнее, она постоянно кружила там, как птица-падальщик над трупом. Но Вин продолжала бежать.

«Ненавижу бег, — подумала она вдруг. — Потому-то я и жила всегда в городах, а не в деревне. В городе бегать не нужно».

В глубине души Вин понимала, что подобные мысли совершенно пусты и бессмысленны. Но ясность рассудка временно покинула ее.