– Заставила пообещать, что ты… прекратишь ее страдания?
– Да. – Кларк глубоко вздохнула и продолжила: – Она больше не могла. У нее уже не было сил терпеть боль, но еще сильнее она ненавидела то, что не может больше контролировать свою жизнь. Она не хотела быть узницей лаборатории.
Страдание, звучавшее в голосе Кларк, было точь-в-точь сродни тому, что грызло его сердце. Беллами понял, что она не врет. Лилли, которую он знал, была сильной, но и просьба, с которой она обратилась к Кларк, в своем роде тоже была проявлением силы. Лилли, которую он знал, скорее умерла бы, чем согласилась стать немощным, лишенным надежды подопытным кроликом.
А ведь Беллами ни разу даже не задумался, каково пришлось Кларк, когда подруга попросила ее о такой ужасной услуге. Никогда он не простит Вице-канцлера и остальных, тех, по чьей милости жизнь Лилли унес этот чудовищный эксперимент, но теперь ему было известно: вины Кларк в этом нет. Она любила Лилли так же сильно, как сам Беллами.
Так сильно, что смогла совершить чудовищный, тягостный поступок, о котором молила ее подруга.
Беллами обошел костер и сел рядом с Кларк.
– Прости за то, что я тебе наговорил, – сказал он, глядя на пламя.
Кларк покачала головой:
– Не извиняйся. По большей части я это заслужила.
– Нет. Ничего ты не заслужила. – Он вздохнул, а Кларк потянулась и взяла его за руку. Их пальцы сплелись. – А вот я точно не заслужил твоего прощения.
– Беллами, – сказала Кларк, и что-то в ее тоне заставило парня поднять глаза, – все мы совершаем поступки, которыми нельзя гордиться. – Кларк сдвинула брови, и Беллами подумал, что она, наверно, вспомнила об Уэллсе.
– Я знаю, но…
– Заткнись, а? – проговорила она и поцеловала Беллами.
Беллами закрыл глаза, позволяя своим губам выразить поцелуем то, что его косноязычие и упрямство не давали сказать вслух.
Вот он легонько сдавил губами ее нижнюю губу.
Вот его уста нежно коснулись нежной кожи под подбородком.
Вот он поцеловал ямочку на ее шее.