Судя по остервенелой реакции конька, Чаша Таннут – в этом шкафу. Открыть так, чтобы ничего не скрипнуло… Ну, и где же она? Хеледика рассказала, как она выглядит, но здесь ничего похожего. Может, в каком-нибудь тайнике?..

На нижней полке стоял эмалированный ночной горшок с простецким цветочком. «В ночном горшке обрящешь чашу». Каким же недоумком надо быть, чтобы спрятать в таком сосуде дар Таннут – вряд ли ей это понравится… Он вытащил Чашу, завернул в шелковый платок с вышитой хвалой морским божествам и убрал в матерчатую котомку. Закрыл горшок, исхитрившись не звякнуть крышкой, неслышно поставил на место, затворил дверцу шкафа.

Выпрямившись, бросил взгляд на гамак – и замер: там шевельнулись, заворочались…

– Какая же ты сволочь!..

Вор прирос к месту. По спине меж лопаток стекала капля холодного пота.

– Ты сволочь, Эдмар… – в гамаке всхлипнули. – Зачем тебе рыжий?

Это разговаривают не с ним. Диалог идет во сне. Стараясь унять дрожь в коленях, Кемурт бесшумно двинулся к двери.

– Зачем тебе сдался этот рыжий… – горестно повторил обитатель кабинета.

Теперь выйти в коридор… Не выскочить сломя голову, а выйти потихоньку, словно уползающая тень… Закрыть дверь, запереть ее «Ключом Ланки», один за другим «отпустить» здешние амулеты… Дело сделано, можно уносить ноги.

Только убравшись подальше от места преступления, в другой конец дворца, в потайной закуток возле прачечной, судя по плеску воды и разговорам за стенкой, Кемурт понял, у кого же он, Ланки-милостивец, увел из-под носа Чашу Таннут, кто спал в том гамаке!

О том, чтобы сходить туда еще раз и взять что-нибудь из Наследия Заввы, он, конечно, тоже подумал, но умозрительно, всего лишь как о возможности. Кишка тонка. Не сейчас.

Активировал «Мимогляд», привел в действие все остальные прячущие-маскирующие-отводящие амулеты из своего арсенала, от души помолился Хитроумному и лишь тогда ощутил боль, как от свежей ссадины, в левом запястье.

Ссадина там и была. Морской конек под бинтом стер ему кожу до крови.

Кемурт развязал котомку, развернул и поставил на шелковый платок Чашу. Она была сделана из раковины морского моллюска: снаружи бугристая, в коричневых разводах, местами с белесым известковым налетом, а внутри перламутровая. Величиной с суповую миску. До середины заполнена водой, но эта вода не выливалась, даже если перевернуть Чашу вверх дном – она и здесь, и не здесь, это кусочек океана, связанный неразрывно со своей стихией.

Когда Кемурт бросил туда мертвого конька, тот не растворился и не пропал мгновенно, а начал уменьшаться, как будто постепенно удалялся, в то же время оставаясь на месте. Говорят, что сотворенная Госпожой Пучины чаша на самом деле бездонна, хоть и выглядит небольшой.