Старшина сам от себя не ожидал такой речи. В этот момент он просто хотел высказать все то, что у него накипело… И про невыносимую горечь от осознания того, что он тут с ними живой и здоровый, а его его отряд почти весь лег там, на холме… И про страшную жалось, охватывавшую его при виде еле передвигающихся от голода детей, жадно грызущих протянутую им корку хлеба… И про бессилие, которое он, здоровый мужик, ощущал, когда вновь и вновь слышал от разведчиков о казнях мирных жителей. Ведь это его, конкретно его, Голованко Ильи Степановича, вина в том, что враг прошел через границу.

— Не уж-то и вы не понимаете? — стукнув кулаком по толстой доске, изображавшей стол, прорычал он. — Он же нам помогает! И к черту все сомнения! Да, мы все не сделали даже четверти того, что наворотил он… Андрюхе не не то что молиться, памятник ему ставить надо! — На него оторопело уставились спутники. — Он же надежду людям дал! Понимаете — НА-ДЕЖ-ДУ! Им, обычным людям… Вон Пашке, что один как перст на свете остался; Агнешке, у которой всю семью сожгли… Их же все бросили, забыли, оставили, а он нет! Он заступился!

Люди сидели нахмурившись. Обидные слова жгли их словно жаркие угли. Все было честно! Никакой патетики. За столом звучало одно — куда же вы смотрели, где же вы были, пока ваши жены и дети страдали и умирали…

— Так, что бросьте мне это все, — неожиданно снизил накал старшина. — Ладно, думаю мы все поняли друг друга… Собрались мы здесь не для этого, — сидящие насторожились, ничего хорошего не ожидая от такого быстрого перехода от ярости к спокойствию. — Мне тут сообщили новость одну… Да, да, это он сообщил… Вокруг нашего района какое-то шевеление наметилось. Серега, клади-ка карту на стол.

Сергей, неизменный ординарец командира, вытащил из-за пазухи планшетку и выложил на доски.

— Смотрите, хлопцы, — вооружившись карандашом, пробормотал старшина. — В округе есть три крупных населенных пункта — Воложин, Уздаш и Корель, где немец начинает наращивать силы, — карандаш обвел три круга и замкнул их в треугольник. — Сюда еще позавчера подвезли почти роту пехоты. Похоже гнали на восток, а тут мы им подвернулись. Здесь какое-то отребье собирают. Говорят, наши это! Падлы! Это, кто добровольно согласился служить! Тоже десятков пять — шесть набирается… Уже не мало.

— Да, это че…, — попытался было вставить слово Семен, хмурое выражение лица которого в этот раз озарилось презрительной улыбкой. — Нас тут полком брать надо, не меньше. Да и то, если только мы все спать будем.

Остальные тоже заулыбались, видимо, разделяя высказанное мнение.