Мареев не говорил ни слова. За все это время, в течение которого полковник обрушил на него град жалящих душу вопросов, Алексея била дрожь… Мелкая, гадкая, лишающая силы, она выворачивала его мышцы и кости.

— Не надо больше… — прошептал он, с болью в глазах глядя на командира. — Я все понял.

Бобров после этих слов посмотрел на него так, будто до этого пред ним вообще стояло пустое место.

— Понял? — с трудом остывая, переспросил он. — Ты понял? А раз так, что рассказывай, что видел?

— … Когда первую линию переходили, Филипчук слышал разговор двух часовых, — запинаясь начал рассказывать разведчик. — Далеко было… Но вроде о Ленинграде говорили. Мол скоро возьмут…

— При чем тут Ленинград? — буркнул комдив, переводя глаза с карты на лейтенанта. — Мне наше нужно, наше положение!

— Они же, товарищ полковник, так говорили будто сами его видели, — Мареев замолк, но через несколько секунд снова продолжил рассказывать. — Точно, Филипчук говорил про трамвай они что-то говорили… Значит, видели они его, товарищ полковник! — до лейтенанта наконец-то дошло, что это могло означать. — Из под Ленинграда отводят свежие части.

Едва эти слова прозвучали, как они оба бросили взгляд на карту. «Свежие части…, — комдив вновь и вновь пробегал глазами по изгибу реки, по берегу которой закопались его люди. — Подкрепление… Гады! Разбросали наверное по-немного. Там чуток, здесь чуток — вот тебе и лишняя рота, а то и две… А у меня тут рваный носок вместо бойцов!». В одном месте русло реки выгнулось далеко вперед, образуя длинный выступ в сторону советской стороны. «Все-таки на Колопино нацелились, сволочи! А нам тут почти неделю голову морочили… Надо доложить в штаб… А если ошибка? Что тогда?».

— Лейтенант, мы не имеем права на ошибку. Ты понимаешь меня лейтенант? — он внимательно посмотрел на Мареева, будто вытягивая из него какие-то дополнительные сведения. — Если мы ошибемся и враг прорвет оборону, то отсюда чистая дорога на Москву. Я только вчера запросил Ставку. За нами резервов нет — чистое поле, а дальше шоссе… Мы не можем ошибиться!

Фраза была даже не утверждением. Нет! В этот момент она звучала как твердое внутреннее убеждение.

— Товарищ полковник, разрешите сделать еще одну попытку? — Бобров замолчал, прекрасно понимая, что им кровно необходимы разведданные. — Есть у меня на примете пара бойцов. Сдюжим, Федор Алексеевич, — командир продолжал молчать.

— Этот точно сдюжит, товарищ полковник, — вдруг со стороны входа раздался напористый голос большого начальника. — Пролетарская косточка — хрен разгрызешь!