– Но, ваша милость…

– Я что сказал?!

Больше оруженосец не пререкался. Карл осторожно положил перед пленником его меч и кинжал. Сам поспешно отступил. Кольцо рыцарей и кнехтов плотнее сжалось вокруг чужеземца. Над головой полонянина поблескивала отточенная сталь. Стрелки подняли заряженные арбалеты.

Зигфрид ждал, не отдавая команды и не нападая сам.

– Ну что же ты? – усмехнулся он. – Бери…

Пусть только язычник протянет свою поганую лапу к мечу! И пусть только попытается встать! Клинок, уже вынутый из ножен, тяготил руку барона и побуждал к действию. Клинок требовал крови.

Пленник повел себя странно. Слабым кивком законченного гордеца он обозначил поклон, обращенный в сторону Зигфрида.

«Ишь ты! Благодарит никак!» – догадался барон, покрепче сжимая рукоять меча. После благодарности могла последовать атака. Должна была последовать.

Не последовала. Вместо того чтобы броситься к мечу, вырвать изогнутый клинок из ножен, вскочить на ноги и постараться хоть кого-нибудь зарубить перед смертью, чужеземец потянулся к кинжалу.

Неожиданный выбор.

Пленник даже не попытался встать. Язычник благоговейно поднял над головой короткий клинок, склонился перед оружием – низко, с еще большим почтением, чем кланялся Зигфриду.

Дальше было вовсе непонятно. Иноземный рыцарь зачем-то развязал и распахнул одежду на животе, обнажив мускулистый торс. Затем тщательнейшим образом подоткнул под ноги рукава и полы спавшего одеяния. Все движения чужака были неторопливы, величавы и торжественны. Он словно исполнял какой-то крайне ответственный ритуал.

Воины Зигфрида недоуменно косились на барона. Сам Зигфрид не отводил взгляда от пленника. Все происходящее могло быть просто хитростью, рассчитанной на отвлечение внимания. Вот сейчас язычник напустит тумана и, выбрав момент, метнет свой кинжал. Или, вскочив на ноги, попытается воткнуть его кому-нибудь в горло. Сам Зигфрид поступил бы именно так.

Меч в руке барона аж подрагивал от нетерпения.

Но нет, иноземец ни на кого не нападал.

Что-то бормоча под нос, он обхватил рукоять кинжала обеими руками, прислонил скошенное острие к голому животу. Желтокожее лицо было сосредоточенным и умиротворенным, как во время молитвы, узкие глаза смотрели спокойно и бесстрастно.

– Чего это он, а, ваша милость? – послышался сзади приглушенный голос Карла.

Язычник поднял голову, встретился взглядом с Зигфридом. Улыбнулся нехорошей улыбкой. Какой-то уж очень нехорошей.

Зигфрид усмехнулся в ответ.

– А это он грозится так, – хохотнул барон. – Показывает, как брюхо нам будет вспа…