Насвистывая, Шпуля вышел за дверь. Все равно где терять без толку время. Пускай учится… фельдшерица. Подождем.

Ждать пришлось недолго – женщина вышла, прикрыв за собой дверь.

– Ну?

Спросила весело, даже с каким-то вызовом. Шпуля посмотрел на нее озадаченно.

– Чего пришел? Привет передать?

– Ага.

– И, наверное, спросить, как я тут жива-здорова?

– Ага…

– Передай, что чувствую себя замечательно. Бодра и весела, чего и ему желаю. Пусть он так справляется со своими обязанностями, как я справляюсь… – Она засмеялась. – Тогда, может, сдохнем не сразу.

– Чего развеселилась? – насупившись, спросил Шпуля.

Еще одна порция смеха предварила ответ:

– А умирать надо весело. Надоело бояться. Тосковать мне, что ли? Отчаиваться, заламывать руки? Я уже пробовала – мне не понравилось. Не однажды пробовала, и всякий раз получалась одна гадость. Нет уж… лучше весело.

Уж чего-чего, а бабских истерик Шпуля навидался предостаточно. Обычно братство не обижало селян на берегах Саргассова болота, но порой приходилось отнимать и последнее, просто выхода иного не было… Однако нет – то, что творилось с Кристи, не было бабской истерикой. В глубине души Шпуля понимал эту женщину: в самом деле, чего зря хныкать? Последние дни жизни слишком ценны, чтобы их портить. А может, еще и не последние… Новый пахан – непостижимый человек, вдруг он как-нибудь вывернется, да еще и других спасет? Тогда тем более незачем киснуть. Шпуля не раз видел смерть, но, как всякий мальчишка, считал, что уж его-то она не должна коснуться. Почему? Да очень просто: это было бы слишком несправедливо!

– Погоди помирать, – буркнул он. – Может, у Эрвина есть план.

Тряхнув рыжей гривой, Кристи захохотала в голос, да так, что фельдшер из-за двери операционной рявкнул, что нельзя ли, мол, тише.

– Отойдем, – сказала она, отсмеявшись. – План? План-то у него точно есть, у него всегда есть план, да еще и не один. А если вдруг так случится, что плана не будет, то он составит его в один миг. Он такой. Вычислитель. С холодной головой, холодным сердцем. Не потому, что от рождения замороженный, а потому, что так ему проще. Он играет людьми, как игрушками, и думает, что он выше их. А он не выше и не ниже, он просто вовне. Пришел ребенок, переставил кубики, как ему понравилось… построил из них башню, потом разрушил… Мы и есть эти кубики. – Кристи вздохнула. – Однажды мне показалось, что он сам почувствовал: быть кубиком – это ведь не так плохо… Нет… Только показалось…

Чего у подростка не отнять никакими силами, так это желания поспорить.

– И Каин тоже кубик, что ли? – насупился он. – Глупостей-то не болтай. Ни хрена он не кубик ни для кого. Сволочь, но не кубик.