— Ты долго не приезжал, — сказала Нальма. — Почему? Я думала, тебя убили.

Тим вздохнул.

— Ты не хотел приезжать? — спросила Нальма, и голос ее потускнел.

— Я… — снова начал Тим, — я… Мне Арво сказал, что у меня шаретор упал, после того как я к тебе тогда ездил.

Нальма посмотрела на него непонимающе.

— Арво — кто это? И почему он так сказал? Ты же не принуждал меня… по-моему, даже наоборот было порой, разве нет? Так с чего это твой шаретор… ты решил, что я, как эти, городские, собой торгую?! Ты так подумал?!

Тим смутился, испытывая странную гамму чувств: с одной стороны, непонятно откуда взявшуюся вину перед девушкой — ну не врал же ему Арво, да и вообще вроде все складно выходило, а с другой стороны, это же его, Тима, облапошили, и это он приехал обвинять, а не наоборот!

— По-моему, ты знаешь, что плату за товар назначаешь ты сам, неважно, услуги это или вещи. Что ж, раз твой шаретор снизился, значит, ты и в самом деле купил эту услугу, — Нальма вдернула подбородок. — Теперь ты знаешь цену и можешь поискать кого-нибудь где-нибудь в другом месте. Ближайший город — там.

Девушка махнула рукой в сторону, развернулась и пошла к дому.

— Постой! — крикнул Тим, бросаясь вслед, но Нальма даже шага не замедлила. — Да подожди же! Я же не знал, я же… — Тим остановился и заорал, обращаясь ко всей этой чокнутой планете: — Да что же это за язык дурацкий, на котором ни извиниться, ни прощения попросить нельзя! Как так жить можно?!

Нальма остановилась возле входа в дом и обернулась с удивлением во взгляде.

— Чего сделать? Что нельзя?

Тим вздохнул:

— Ничего нельзя. Как немой себя чувствую. Я же не вижу своего шаретора, а еще этот Арво… Я же не знал… и не подумал, что я сам цену назначаю, но я ничего такого…

Нальма грустно улыбнулась:

— Да не упал ничуть твой шаретор, куда ему ниже-то падать. Ну может, чуть-чуть, на совсем незаметную долю. Просто отношения мои с тобой в него записались, и все. Туда же все в счет идет — и то, что я тебя травой натерла, и каша моя, и мои слова, и твои слова… и дела. — Нальма хитро прищурилась. — Вот и вышло в конце, что твой долг мне чуточку больше оказался, чем мой — тебе. Но на совсем маленькую чуточку — ничего важного. Как бы я вообще могла бы твой шаретор без твоего согласия уменьшить, как это ты вообще такое придумал?

— Я… да, — сказал Тим, припоминая что-то подобное из бесед с куратором, — я… блин… я не удовлетворен собой… что я так сделал. Так подумал. Я больше не буду.