— Раз ты будешь есть кашу, то фрукты, наверное, не будешь?
Тим даже сказать ничего не успел — его желудок отозвался таким негодующим бурчанием, что Нальма расхохоталась.
— Ешь, — сказала она, пододвигая мешок, — кашу я сварю попозже.
Тим быстро развязал завязки мешка и поднял на девушку восхищенный взгляд.
— Ты… — Тим даже головой замотал, не в силах выразить обуревающие его чувства. — Я очень-очень тебе…
—
— Ну — сказал Тим по-русски, — вот это здорово, это я понимаю. Нальма, ты просто чудо.
И принялся за фрукты. Здесь были уже знакомые ему по школе зеленые «персики» и оранжевые «огурцы» с хлебным вкусом; плоский дискообразный фрукт с мякотью, напоминающей сладковатую вареную картошку, тоже ему попадался, но большинство остальных были незнакомы. Тим, полагая, что они будут не хуже на вкус, а то и лучше, радостно схватился за плод, формой и фактурой очень напоминавший апельсин, только баклажанно-фиолетового цвета. Под нетолстой кожурой и в самом деле оказались бледно-голубые дольки. Тим счистил кожуру, поделил оставшееся пополам и отправил одну половину в рот. Принялся жевать и замер, выпучив глаза и задержав дыхание, — рот наполнился такой горечью, равной которой он в жизни не пробовал. Был в этой горечи легкий чайный вкус, но если сравнивать это с чаем, то в этот чайник должно было заварки уйти целый вагон и водой не разбавляться. Тим, с трудом разжав сведенные скулы, выплюнул все изо рта и, часто дыша, побежал в дом — запивать.
Нальма с удивлением смотрела, как Тим, сунув голову в ведро, пуская пузыри и захлебываясь, глотает воду, потом, похоже, начала понимать. Тихонько засмеялась и спросила:
— Сколько ты съел?
Тим вынырнул из ведра, отдышался, сказал сипло:
— Половину, — и нырнул обратно.
Нальма перестала смеяться и сказала тревожно:
— Много. Надо… обратно.
— Не надо, — поднял голову Тим, — я выплюнул.
Нальма успокоилась и снова принялась смеяться. Тим утер слезы, шмыгнул носом и спросил:
— Что это было?
— А почему ты ешь то, что не знаешь?