Но для этого надо было встать. Или отползти. А сделать это не было никакой возможности, потому что ноги не слушались.

Один из десантников достал из-за пазухи небольшую металлическую палочку, похожую на термос. У второго в руках оказалось что-то похожее на экран с пистолетной рукояткой. Подняв устройство на уровень груди, он начал медленно поворачиваться вокруг своей оси и спустя несколько секунд замер, указывая свободной рукой направление.

Второй «чоппер» рванул в указанную сторону, а двое оставшихся пилотов расширили охранный круг, заменяя товарища. Теперь один из них заканчивал разворот буквально над Бурнашом. Атаман упал на бок и решил не отсвечивать. Он жив, и это само по себе достижение. Куски его боевых товарищей, перемешанные со старой асфальтной крошкой, в которые Бурнаш упал щекой, напоминали о бренности жизни очень убедительно.

Лежа на боку, Панасенко видел бегущих к зданию бывшего российского консульства десантников. От некогда белого дома-куба осталось одно крыло, второе, обугленное случившимся почти в самом начале катастрофы пожаром, торчало над землей, как съеденный кариесом зуб.

Потом из-за кучи битого кирпича Панасенко перестал видеть бегущих, зато, потянувшись, понял, что может двигаться, как червяк, переползая на боку по нескольку сантиметров за раз. До приямка, прилепившегося к стене «сталинки», было метров пятнадцать, и можно было рискнуть. Бурнаш снова густо сплюнул кровью, выдернул из бедра пронзившую плоть деревянную щепку, явно от приклада СВД Глазастого, и, сдерживая стон, пополз к спасительному входу в подвал.

Путь к стене дома занял у него минут десять. За это время вертолеты охранения трижды вели огонь по близлежащим развалинам: то ли отпугивая кого-то, то ли атакуя реального противника. Потом в поле зрения Бурнаша снова оказались десантники, но уже с грузом в руках. Небольшие контейнеры они несли по двое и с ходу забрасывали их в открытый фюзеляж Ми-8.

Панасенко не стал наблюдать за процессом погрузки, а, царапая содранными ногтями скользкий выщербленный бетон, перевалил тело в яму. От боли при ударе он едва не потерял сознание. Из нового укрытия виднелась только часть неба да серый облезший фасад дома над ним, но атаман почувствовал себя, как у Бога за пазухой. Здесь можно было переждать, перележать, пока не уйдут вертолеты, а потом выползти и все начать заново. Никуда его ребята не денутся, не успеют переметнуться. Мы еще всем покажем кузькину мать!

Мысль Бурнаша прервал звонкий щелчок где-то в вышине. За щелчком, напоминавшим срабатывание клапана, раздалось шипение. Атаман прислушался и с недоумением отметил, что расслышал еще несколько таких же щелчков.