Прежде чем проснуться в своей камере, я узнал его лицо.
4
Г.Ф.
Меня спускали по ночам. Они все погибли от моей руки – члены конкурирующих культов, мутанты, уродцы, подозрительные приезжие… всех не упомню. В какой-то миг полиция взялась за их смерти, однако закрывала дела, так и не приступив к расследованию. Что они могли сделать, если у жертв просто останавливалось сердце или случалось кровоизлияние в мозг? По Городу расползлись слухи о таинственной эпидемии. Они доходили даже до меня, когда в не-теле я скользил к очередной жертве.
Где-то на десятом убийстве их лица слились для меня воедино. И так слишком много лиц терзало мой разум… лиц, звуков. Поэтому я накладывал на каждого лицо моего друга по переписке, Бобби.
Ох уж этот Бобби… Он был из тех гениев, что становятся героями толпы только после смерти. Какие профессии он только не перепробовал! А называл себя боксером, потому что уважал физическую силу и благородство превыше всего, несмотря на то что писал чудесные исторические повести. Конечно, не только исторические – гениев никогда не удерживь в одной колее, – но уверен, что он прославится именно за исторические вещи. Иногда он проявлял чудеса рассеянности, которые однажды сослужили ему добрую службу. Его мать впала в кому, и Бобби с отцом дежурил у ее кровати в больнице. Он мало спал, много пил кофе и с каждым часом становился все более и более подавленным. В день, когда медсестра сообщила ему, что надежды больше нет, он вышел на улицу, сел в автомобиль, достал из бардачка пистолет и выстрелил себе в голову. Из-за каждодневных хлопот Бобби забыл его зарядить. Позже он вспоминал об этом с грустной улыбкой. За пару месяцев до того дня, когда меня растолкал Август, «американский боксер» написал о своем желании приехать в Город.