И — не ощущал ничего, кроме удовлетворения. Странного и дикого чувства высшей справедливости, которая пришла, как приходит утро…

…Данванский офицер лежал чуть в стороне от пламени. Он был без шлема, и бледное мокрое от пота лицо смотрело в небо. Ног ниже колен у данвана не было, и по камням из пламени тянулся спёкшийся от жара след. На подходивших к нему мальчишек данван поглядел удивлённо и внимательно. Рядом были разбросаны куски упаковки универсальных бинтов — он обрабатывал раны, а вот за оружием — кобурой на поясе — не потянулся, продолжая разглядывать ребят. Олег мог бы поклясться, что данван старается понять, как же получилось то, что получилось? Потом данван зашарил рукой по челюсти — поправлял лингвист. И сказал:

— Добейте меня.

— И так подохнешь, — тихо ответил Олег.

Данван силился улыбнуться, но губы у него дрожали, а в глазах росло недоверие и…

— Он боится, — тихо сказал Вадим. — Он не может поверить, что это случилось и боится.

Тогда подошедший Дан молча выстрелил офицеру в голову. Потом швырнул «брен тен» в сторону и пошёл прочь, шатаясь и закрыв лицо руками.

ИНТЕРЛЮДИЯ: Чёрные хроники арды

ИНТЕРЛЮДИЯ: Чёрные хроники арды

Уходили — неспешно,

Умирали — спеша…

Целый мир не успевших

Научиться дышать…

Десять шагов, обрыв, поворот, межа…

Что же, Учитель, руки твои дрожат?

Как же, Учитель, речи твои добры…

Десять шагов. Межа. Поворот. Обрыв.

Рухнувшим замкам вечно лежать в пыли…

Я суетилась: «Где у тебя болит?»

Я вопрошала: «Что у тебя в душе?»