Мой побратим кивнул.

— Это было ужасно. — Взгляд эльфа устремился в никуда. — Я ощущал все, что со мной происходило, но не мог ничего поделать. Если бы ты не снял заклинание… — И побратим обреченно покачал головой.

Я закусил губу. Если бы при мне было мое кольцо! Это я виноват в том, что мы здесь оказались. Если бы я просто дал Мисерикордии умереть! Зачем, ну зачем мне понадобилось заключать с ней эту дурацкую Сделку?!

Мало-помалу усталость взяла свое, и я погрузился в зыбкий, наполненный кошмарами сон. С утра я проснулся разбитым и уставшим, ужасно болела голова.

Мисерикордия вновь погнала нас в путь.

— Мне впервые снились сны с тех пор, как Балар пообещал защитить меня от Окса… — ни к кому конкретно не обращаясь, задумчиво пробормотал я.

— Может быть, потому, что на тебе больше нет кольца? — предположил Эль.

Я лишь едва заметно пожал плечами. Голод, усталость и жажда отбивали всякое желание разговаривать.

Несколько дней спустя мы вышли на старую разбитую дорогу. Расколотые плиты едва виднелись за толстым слоем покрывавшего их пепла, и нам приходилось внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не упасть.

А около полудня следующего дня на горизонте справа от нас показалась большая группа людей. Мисерикордия приказала нам остановиться.

Мы с облегчением растянулись на земле. Вскоре стало видно, что группа состояла из нескольких десятков изможденных мужчин и женщин, скованных, как и мы, черной некромагической «лентой». Во главе группы в сопровождении двух орсов шел невысокий худой мужчина. Белые волосы странным образом контрастировали с серой, словно присыпанной пылью кожей, на которой ярко выделялись зеленые глаза. Мужчина был одет в стандартный черный приталенный балахон-халат некромагов, а в руках у него был зажат увенчанный глумом посох.

— Ои, Мисерикордия, куалис хабере![11] — с иронией протянул он, приблизившись к нам.

— Салвете, Омен, — откликнулась макромантесса. — Эго визум, туи идониус раптум?[12] — Она окинула взглядом измученных людей за спиной некроманта.

— Это обычные люди, лишь те двое — маги, — раздался за моей спиной негромкий голос Ирато.

Взгляд голубых глаз некромагини был устремлен на молодую изможденную женщину с растрепанными волосами в оборванном темно-синем платье и мужчину с голым, покрытым свежими рубцами торсом и в простых холщовых штанах.

— Господарэ!.. — дрожащим голосом прошептала женщина-некромагиня и рухнула на колени.

За нею один за другим последовали и остальные пленники Омена.

— Ректум![13] — гневно рявкнул им некромант и вновь повернулся к собеседнице. — Меи идониус, верум туи этиам миелиус. Ипсум господарэ! — в голосе Омена проскользнуло удивление, смешанное пополам с завистью. — Аликвис эго спектаре тантум де орсес! Маат Нихиллус эссе урум…[14] А это кто? — перейдя на южный язык, спросил некромант.