Квартира за те две недели, что мы жили в ней вместе, разительно изменилась. Иногда меня даже раздражала чрезмерная аккуратность Весты. Она словно старалась стереть самую память о том запустении и хаосе, который царил здесь в день нашего первого приезда. Мебель, пол, стекла на окнах — все теперь сверкало и блестело, она ухитрялась наводить этот порядок совершенно незаметно, я ни разу не застал ее с тряпкой в руках. Весте нравилось играть роль хорошей хозяйки. Вот и сейчас, едва я вошел на кухню, она сразу же сняла передник, поставила в сторону поднос и, обернувшись ко мне, улыбнулась… Но, прежде чем я начал говорить, улыбка сбежала с ее лица, уголки губ дрогнули, и она внимательно, почти печально посмотрела мне прямо в глаза.

— Ты собрался навестить Катрин?

— Да. Там остались кое-какие рукописи, книги, да и вообще следует поговорить, а то как-то странно получилось — ушел, не сказав ни слова.

— Конечно. Тебе давно нужно было это сделать. Это было все, что она сказала. Ничего хорошего из этой затеи не получилось. Катрин отнеслась к моему приходу спокойно, с деланным равнодушием. Ни слез, ни споров, ни упреков. Она даже помогла собрать нужные вещи и лишь на пороге сказала:

— Некоторые мужчины в определенном возрасте впадают в юность. С этим, как с корью, ничего не сделаешь. Просто нужно переболеть, и все. Я желаю тебе успеха.

Я не возмутился. Визит домой вызвал во мне непонятную глухую тоску. Виной тому была не сентиментальная привязанность к привычному старому дому и не женщина, с которой я прожил бок о бок столько лет, а необходимость возвращаться.

Окончательность и бесповоротность принятого решения, подспудное ощущение ненормальности, неестественности моей жизни с Вестой.

День для глубокой осени выдался на редкость погожий, весь мой визит на улицу Садовников занял не больше часа. И тем не менее, сидя в машине у перекрестка и дожидаясь, пока зажжется на светофоре зеленый сигнал, я думал о том, каким образом загладить перед Вестой свою вину, хотя не смог бы, наверное, определить, в чем, собственно, она заключалась.

Веста встретила меня подчеркнуто приветливо, почти радостно. И я сразу же изложил ей родившуюся в дороге идею — провести остаток дня за городом. Съездить в лес, побродить по полям — пляжей Веста упорно избегала. Мы вообще очень редко с ней куда-нибудь выезжали, и теперь она совершенно искренне обрадовалась, побежала укладывать корзинку для уик-энда, но вдруг вернулась через несколько минут с посерьезневшим и каким-то отстраненным лицом.

— Ты знаешь, Глен, у меня такое предчувствие, что нам не следует сегодня уезжать из дому. Что-то должно произойти, что-то очень важное.