Ее монитор замигал, и появилось изображение двух Ахимса, они были похожи на две сжавшиеся нервные клетки, пустившие отростки, впившиеся в контрольный пульт. На экране торпеды рванулись к вертящемуся колесу станции Тахаак.
Светлана проследила за лучами, которыми Толстяк вызвал свою голограмму. Она наблюдала за тем, как торпеды врезались в обшивку Тахаака, как отряд Призраков бросился в глубь станции Пашти.
Она с головой ушла в яростную битву: ей необходимо контролировать все банки данных — ведь Толстяк постоянно менял файлы и просматривал разные участки сражения. Светлана даже не чувствовала текущего по лицу пота: он застилал туманом глаза, но она все смотрела на экран, не замечая того, как исказились от напряжения черты ее прекрасного лица.
— Ну вот, дело сделано! — загукал Толстяк, перекатываясь с боку на бок. Он передвигался от одного экрана к другому, наблюдая за людьми, забирающимися в торпеды. Одновременно меняя изображение на нескольких экранах, он смотрел на Сэма, Стукалова и Моше, как на героев кинофильма, одним глазом-стеблем, а другой глаз не отрывался от общей картины станции Тахаак, со всех сторон утыканной металлическими шипами корпусов торпед: так станция выглядела с корабля Ахимса.
Через секунду он заметил движение в доках Пашти, их корабли стягивались к пусковой площадке. Один из них, корабль неизвестной конструкции, что-то смутно напомнил ему. Эти передвижения, такие неуместные в то время, когда торпеды людей протаранили обшивку станции, показались ему странными.
— Ну а теперь битва началась! — проникновенно запел Толстяк. — Варварские, нецивилизованные существа вступили в смертельную схватку друг с другом, скоро все они будут мертвы! — Он почувствовал, что сплющивается, дыхательные отверстия издали торжествующий свист.
Люди толпами повалили из торпед, а на мониторах замигали светящиеся точки.
— Оверон, — заговорил Клякса, — что-то такое…
— Цыц! — прикрикнул Толстяк, следя за скатывающимися с трапов танками.
Люди напоролись на волны мятущихся, сумасшедших Пашти, которые кидались из стороны в сторону, натыкаясь отчаянно друг на друга. Ослепительные вспышки выстрелов разрывали панцири. Танки шли впереди, давили тела Пашти, ломали хрупкие перегородки и прорывались сквозь дверные проемы.
Толстяк стал совсем плоским, когда увидел, как свирепый Пашти сгреб американского лейтенанта Мэрфи и кинул его на перегородку, размозжив голову. Автоматный огонь расчленил Пашти надвое, и тот повалился, испуская предсмертное дребезжание. Весь пол был усеян искалеченными телами Пашти, залит жидкостью, и люди шли вперед, перешагивая через трупы.