Со злым Энцо спорить никто опять не захотел и толпа начала аккуратно рассасываться по выходам. Недавний оратор, о чем-то оживленно разговаривающий с группой матросов, тоже вышел из столовой.

Фил покачал головой и проглотил последний кусочек гамбургера. Ему не нравилось нездоровое недовольство команды и красноречие неизвестного матроса. Так и до бунта в условиях ведения боевых действий недалеко. Десантнику, привыкшему есть, что дают, выполнять, что приказывают, держать закрытым рот и открытыми — глаза и уши, вся ситуация казалась какой-то дикой. Некоторое время он даже подумывал, не отправиться ли с докладом к капитану Лэксби, но, в конце концов, решил, что не стоит. Наверняка, кто-то и без него настучит.

Коммандер Рональд Терон. 3389.

Коммандер сумрачно рассматривал своего безопасника. Тот, чувствуя запах жареного, стоял навытяжку и ел начальство глазами. С учетом того, что он озаботился возвратом себе идеального внешнего вида, а Рональд лишь слегка привел себя в порядок, Найджел раздражал командующего кораблем с каждой секундой все больше.

— Значит, у нас там назревает бунт, а я узнаю об этом лишь под вечер? Найджел, твою мать, ты о чем вообще думал?

— Сэр, я узнал об этом недавно, сэр! После чего проводил изучение ситуации для того, чтобы дать более полный отчет, сэр!

— Найджел, не ори, говори нормально. И так голова еще болит. И что выяснил в итоге?

— В общем и целом, люди недовольны сложившимся разделением между командным составом и простыми матросами, механиками и прочими. Думаю, катализатором выступило то, что жизненные условия кардинально изменились всего за несколько дней. То был отдых, прогулки на природе, барбекю, а теперь — тесные казармы, отсутствие внятных занятий и плохая еда...

— То есть, нам что, не следовало их выпускать на отдых, что ли? — перебил Терон.

— Нет, думаю, это был правильный шаг. А ситуация все равно бы была напряженной. Так вот, команда с чего-то решила, что, раз мы в новом мире, то у нас у всех должны быть чуть ли не равные права и обязанности. А то, что мы здесь предаемся праздности и ничегонеделанию, в то время, как они там страдают, — это они считают вопиющей несправедливостью и чуть ли не приравнивают к кастовому расслоению, возможно, рабству. Точнее, пока еще они ничего такого не считают, более того, даже не догадываются о таком варианте. Пока что им просто не нравится теснота и сухпайки. Но через некоторое время в ходе риторики они точно додумаются и до таких эпитетов. И тогда будет уже труднее.