Первые дни чего-то не хватало, остро не хватало, пугающе. Потом ясно стало: чувство опасности. Оно ушло.

На Фоксе мне ничего, абсолютно ничего не угрожало. Сейчас я уже привык, что никто не собирается убивать меня. Привык. Даже научился сидеть спиной к распахнутому окну. И все равно иногда странной казалась безопасность.

Из Шенга, из столицы, письма приходили три раза на дню.

«Торанго! Когда прикажете ждать Вас в столице?» Потом примчались гонцы.

А мне осознать нужно было. Понять, что я дома. Ф-флайфет, ну не мог я так вот сразу…

Спасибо Олле! Что бы я без него делал? Он на гонцов рявкнул, рыкнул, выругался. И на какое-то время от меня отстали.

Убедились, что жив император, и успокоились.

— Материк и люди враждебны нам, — задумчиво проговорил мой воспитатель.

— А кто виноват?

— Ну, вина здесь, я полагаю, обоюдная. Нет, ты прав, конечно, рано или поздно нужно начинать контактировать. Но очень трудно будет внушить эту мысль всем шефанго.

— Мы дрались вместе. — Я отвернулся к окну. Там было небо. Горы. И океан. С ума сойти! Ямы Собаки!

— Что? — Олле, услышав священную формулу, вскинулся, как дарк на волне.

— Мы дрались вместе, — повторил я. — Шефанго пойдут воевать по моему Слову. А после войны… после того, как нам придется воевать вместе с людьми, эльфами… мит перз!

— Да, пожалуй. После войны все станет совсем иначе. Что ты там про эльфов, Эльрик?

— Ничего.

— Ты так и не расскажешь мне, как жил там? — Олле допил вино и налил себе еще. А заодно долил и в мой кубок.

— Не знаю. Расскажу, наверное. Это долгая история, сам ведь понимаешь. Он кивнул:

— Понимаю. Но когда ждешь, время тянется еще дольше. Десять тысячелетий — это много. Слишком много для жизни среди смертных. Ты уходил мальчишкой. А вернулся… Я не могу понять, Эльрик. Стал ты старше? Или наоборот? Поэтому и хочу знать, как же ты жил? Как ты выжил?

Мне даже думать о Материке не хотелось. Я слышать о нем не желал.

Говорят, что со временем все плохое забывается и остаются лишь милые сердцу воспоминания.