— Чего хотели те дурные люди?

— Хотели, чтоб он отдал им власть над джинном. — Помолчав секунду, Ахмет добавил: — Так он говорит. А еще сказал, что джинн огромен и если появится в доме человеческом, то обрушит стены на всех живущих в нем. И потому джинн не пришел, чтобы убить тех псов, а вызвал на помощь меня. Твоим голосом.

Я не знала, плакать или смеяться. А если не знаешь, что будет лучшим, надо произнести молитву, что я и сделала, закончив ее словами: ва Мухаммад сафват Аллах мин хал-кихи ва мустафаху[55]. Потом спросила:

— Ты никого не убил, Ахмет?

— Никого, госпожа. Он не велел.

Вздох облегчения вырвался из моей груди.

— Приезжай за мной. Скорее!

В машине Ахмет молчал, хмурил брови, поглядывал на меня, и лишь когда мы перебрались через мост, внезапно разразился речью:

— Он благороден, моя госпожа. Благороден и честен! Я спросил, трудно ли джинну явиться к девушке, которую он любит, схватить ее и принести к нему на ложе. Но этого ему не хочется. Он говорит, что это насилие.

— Может быть, ты ошибаешься и он не любит ту девушку? — промолвила я, чувствуя, как тревожно и сладко сжалось сердце.

— Не ошибаюсь. Он сказал: она прекрасна! Видеть ее — счастье, мечтать о ней — радость!

Адские врата захлопнулись и растворились двери джанны…

Я спрятала лицо в ладонях. Я не хотела, чтобы Ахмет увидел, как блестят мои глаза и как пылают щеки. Голос изменил мне, но все же я смогла пробормотать:

— Люди, что напали на него… Они не вернутся? Не причинят ему зла?

— Не ведаю, госпожа. — Задумчиво сдвинув брови, Ахмет пожал плечами и произнес: — Жизнь человеческая в руке Создателя — неважно, повелевает ли тот человек джиннами или лепит горшки на багдадском базаре. Но я харис… я охраняю кровь Пророка — ту, что есть, и ту, что будет… Было бы легче ее охранить, если бы вы были рядом, ты и он. — По его лицу вдруг скользнула улыбка. — Понимаешь, когда вы рядом, нам удобнее о вас заботиться.

— Нам?

— Да. Мне и джинну.

Я рассмеялась, не отнимая ладоней от лица, и сказала:

— Пусть Сирадж прикажет джинну, чтобы схватил меня и перенес в его жилище. А если джинн ленив и этого не сделает, я доберусь туда сама. Ты ведь отпустишь меня, Ахмет? Может быть, отвезешь?

Он молчал целую минуту, затем послышалось: