«Дела!» – констатировал Виктор и тут же забыл обо всем, потому что увидел Вику.

Вика стояла прямо под ними, и видел он ее соответственно со спины, но все-таки он ее видел, и это было самое важное. Жива, здорова, остальное… Остальное, судя по всему, оставляло желать лучшего. Младшая Йя стояла в ложе своего клана, но не вместе, а отдельно ото всех, что не могло не настораживать. Клан Йя даже не попытался замаскировать свое отношение к вернувшейся из небытия женщине. Холодное отчуждение – вот впечатление, которое появлялось при взгляде на выстроенную кланом композицию. Все вместе и еще она. В той же ложе, но отдельно. Отрезанный ломоть.

«Да, – сказал он себе. – Те еще волки!»

Между тем император наконец завершил свое Слово, и снова наступила тишина. Настал час «раздачи слонов», момент, если отбросить религиозное мракобесие, самый главный в празднике Благословения Вод. По степени значимости он превосходил в этом смысле даже раздачу Ленинских и Сталинских премий, и у Виктора были все основания ожидать, что и он сегодня не уйдет без подарка. Черный картонный конверт по-прежнему был зажат в его левой руке. Впрочем, традиция требовала начинать не с награждений, а с помилований.

На пятачок перед императорской ложей выбежали плакальщицы. Естественно, их было тринадцать, на них были разорванные одежды, и они рыдали. Началось выдирание волосьев, «разрывание тельняшек» на груди – «А груди-то, груди! Как на подбор!» – посыпание голов символическим пеплом и завывание, сквозь которое то и дело прорывались истеричные вопли «Помилуй!». Пару минут понаслаждавшись видом плакальщиц, среди которых не было ни одной с титулом ниже баронессы, император поднял руку, и стоны умолкли.

В наступившей тишине раздался голос императорского глашатая, который вполне ожидаемо вопросил:

– Кто взыскует милости Венценосного?

– Младшая Юй, – так же торжественно возвестил голос второго императорского глашатая, и на «пятачок» вышла обнаженная женщина.

Император выдержал положенную каноном паузу и громко сообщил:

– Ты прощена. Вины с тебя сняты.

Женщина поклонилась и опрометью бросилась с арены. Что она там такого натворила, Виктор, естественно, не знал, но мог предположить, что дело случилось не шуточное, если представительница первой дюжины вынуждена была просить прощения у самого императора. Теперь один за другим на арену стали выходить другие «провинившиеся», естественно, без одежды, как того требовала традиция, и император отпускал им «вины». Ряд их был длинен, а вины не оглашались, так что Виктор уже было заскучал, когда знакомое имя вырвало его из лап тупого оцепенения, в которое наверняка впал не один он.