– Ваше высочество! – К принцессе бежал какой-то воин. Слуги уводили брошенного им ниже по склону коня. – Ваше высочество!

И тут Лика поняла, что как бы мало они друг другу ни сказали, их «разговор» занял гораздо больше времени, чем она предполагала. Солнце, еще недавно едва перевалившее через полуденный час, клонилось к закату. Оно уже скрылось, заслоненное вершиной Заячьего Лба, хотя света пока еще хватало.

– Ваше высочество! – Свита короля и сам король обернулись и смотрели на гонца, бегущего к принцессе. – Они оправились и контратакуют! Жемчужный господин Ю просил передать, что Сила ломит, но не ломает.

– Ломит, но не ломает, – задумчиво повторила за ним Сцлафш. – Ломит… Да, этого следовало ожидать.

Она говорила не с гонцом, а сама с собой:

– Он в Серебре, а не в Золоте, это очевидно. И потом, вокруг него слишком много крови.

– Ваше величество! – обернулась она к королю. – Прикажите бросить в бой подкрепления. Сегодня нам остается только держаться. Если продержимся, то возможно, завтра…

Она не договорила, целиком уйдя в свои мысли.

– Князь! – сказал король, вероятно, знавший за своей бабкой такую манеру разговора и ничему не удивлявшийся: – Будьте любезны вывести резервную дивизию.

– Благодарю за честь, ваше величество! – поклонился королю рыцарь в доспехах, украшенных красной эмалью и золотом…

Ночь наступила только через два часа, и все эти два часа две армии продолжали истекать кровью, упорно не желая сдать Легатовы поля противнику. Гремела битва, военачальники волна за волной слали в бой подкрепления, таяли резервы, склоняя военное счастье то в одну, то в другую сторону, но решительного перевеса никому добиться не удавалось. Волны атак накатывались и отступали, оставляя за собой горы трупов и кровавую пену, пока тьма, упавшая на землю, не поставила точку в людском безумии.

Наступила ночь. Она была черна как могила. Плотные тучи обложили небо, и лунный свет не достигал земли. Ветер стих, но стало заметно холоднее, и мелкий ледяной дождь то и дело падал с мертвых небес на костры бивуаков и на измученных людей, пытавшихся согреться их теплом. В переполненных лазаретах кричали и стонали раненые, для них сражение продолжалось. Теперь это было сражение за жизнь, но очень многим из них не было суждено пережить эту холодную ночь. В аханском лагере, на Заячьем Лбу, военачальники, собравшиеся в обтянутом шелками и завешанном коврами королевском шатре, держали совет. Молодой король был мрачен, военачальники нервничали. А метрах в двадцати от них, в другом, еще более роскошном шатре, лежала на брошенных на ворсистый ковер подушках принцесса Сцлафш. Лицо ее было холодно и не выражало никаких эмоций, но Лику это обмануть не могло. Она знала, что такое быть Цшайя, потому что и сама была ею. Лика не могла знать, о чем думает принцесса – они больше не вели свой молчаливый диалог, но она понимала, что Сцлафш одолевают сейчас тяжелые мысли и душа ее болит, как открытая рана.