— Ваше величество, — обратился к нему заглянувший в кабинет секретарь, — вы вызывали генерал–майора Николаи.

— Да, пусть войдет, — разрешил кайзер, довольный тем, что можно на время прогнать тяжелые мысли и заняться делом.

Ответив на приветствие начальника разведывательной службы, он выслушал его отчет. В свои семьдесят четыре года Вальтер Николаи сохранил ясную голову и был во многом незаменим, поэтому его до сих пор не отправили в отставку.

— Значит, вы так и не установили причину научных успехов наших союзников, — подвел итог кайзер. — Плохо! Я обратился лично к императору, но он ответил, что у нас просто не будет времени чем‑либо воспользоваться, а после войны можно будет вернуться к этому разговору. Может быть, он и прав, но я хотел бы судить об этом сам, а не с его слов. Мы сейчас в тяжелом положении, и любая помощь не будет лишней.

— Все слишком хорошо охраняется, — ответил генерал, — а от чиновников можно получить лишь сведения самого общего характера. К тому же они напуганы казнями.

— А что по этому молодому дарованию?

— К нему, ваше величество, подобраться не легче, чем к остальным их секретам. Уж не знаю, с чем это связано, но его охраняют не хуже наследника престола. Под охраной и все его родственники, кроме дальних.

— Значит, вы утверждаете, что он дружен с семьей наследника?

— Так утверждают оба наших источника. У него дружба и с братом наследника, да и с самим императором непонятные отношения. Я бы сказал, что он симпатизирует Мещерскому и высоко его ценит, если бы не возраст. Русский император, по слухам, склонен общаться с людьми пожилыми, а двадцатилетний мальчишка не может быть для него авторитетом.

— Не тратьте на него времени, генерал, — сказал кайзер. — В конце концов, это наши союзники, а слабости императора — это его дело. А вот сведения по новым видам оружия нам не помешают. Только действуйте предельно деликатно. Скандалы с русскими — это последнее, что нам сейчас нужно.

Когда генерал вышел из кабинета, Август ненадолго задумался, потом что‑то для себя решил и взял лист бумаги. Через несколько минут было готово письмо такого содержания:

«Дорогая дочь! Если это не входит в противоречие с твоим долгом, я буду тебе очень признателен, если ты рассеешь мое недоумение касательно князя Алексея Мещерского, с которым дружен твой муж. Мне непонятна всеобщая приязнь императорской семьи к такому молодому и ни в чем себя не проявившему человеку. Зная императора, я не могу поверить, что его склонность объясняется творчеством князя. Нас он заинтересовал из‑за того, что почему‑то вызвал большой интерес у англичан. Все фигуры в окружении императора или твоего мужа интересуют многих, и я в этом не исключение. Могу заверить, что, как друг и союзник, а с недавних пор и родственник, российского императорского дома, никогда не использую ничего, что пошло бы ему во вред. Целую тебя, твой отец».