Брайан смутился.

— А что мы? — переспросил он.

— А тогда, ночью в госпитале ты так не смущался, — улыбнулась Леа. — Мне помнится, ты там что-то такое говорил… и делал тоже. Надеюсь, ты ко мне не совсем равнодушен. Короче говоря, я тебя спрашиваю прямо, как спрашивают девушки у вас на Анваре: что мы будем делать? Я имею в виду, когда мы поженимся?

Брайану было приятно чувствовать под рукой ее упругое теплое тело, мягкие волосы девушки щекотали ему лоб, и все было хорошо и замечательно, но ответ Брайана прозвучал явным диссонансом этой идиллии.

— Леа, дорогая! Ты для меня очень много значишь. Но ты должна понять, что мы не можем пожениться.

Девушка напряглась и резко отодвинулась.

— Эй, что это значит?! Что ты хочешь сказать, жирный анварский кот? Ты, наверное, думаешь, что я из тех девушек, с которыми можно хорошо провести время, а потом сделать ручкой?

— Леа, подожди! Тут дело совсем в другом. Если брак — значит, дети, а ты биолог и прекрасно знаешь, что земные гены…

— Тупая деревенщина! — закричала она, кидаясь на него. — Я думала у тебя больше ума! А ты обычный провинциальный дурак. Земные гены! Я знаю, вы все презираете нас за наш маленький рост, за подверженность аллергиям, за гемофилию и другие хвори, которые передаются из поколения в поколение. Вы ненавидите…

— Да я совсем не это имел в виду, — прервал ее Брайан. — Я хотел сказать, что у тебя хорошие, сильные гены, а у меня… Ребенок от меня скорее всего умрет при родах, если только это не случится еще раньше. Дело в том, что подлинный человек это ты, а я — недавняя мутация.

Леа застыла, как громом пораженная — раньше ей просто не приходило это в голову.

— Земля — это дом, — продолжал Брайан. — Родина человечества. Может, ваши гены и ослабли за последнюю тысячу лет, но они крепли миллионы. Сколько новорожденных на Земле доживает до года?

— Ну… почти все. Какая-то доля процента умирает, но очень мало.

— Земля — это дом, — мягко повторил он. — Люди покинули свой дом, и они смогли приспособиться к самым разным условиям на многих планетах, но за это приходится дорого платить, а самая ужасная цена — мертвые дети. Успешная мутация выживает, неудачная — нет: естественный отбор — жестокая штука. Мне повезло, но у моей матери было еще шестеро детей, и все они умерли, не дожив до года, а еще несколько даже не родились. Ты просто не знала об этом, Леа.

— Да-да! — она всхлипывала, закрыв лицо руками. — Я все понимаю, потому что я биолог, но мне надоело быть только биологом. Я еще и женщина. И ты мне нужен, Брайан, ты очень мне нужен. Я люблю тебя! — Она вытерла глаза. — Ты собираешься вернуться домой? Когда?