И вдруг в темноте вспыхнули два огромных жёлтых глаза со зрачками-щёлочками. Затем обнажились два иглоподобных клыка, и Зуан разглядел очертания огромной змеиной головы. Пасть раскрылась во всю ширь, из недр глотки рептилии пробился красный мигающий свет, который резко метнулся навстречу, и вдруг оказалось, что он катится вниз по пищеводу на скользких стенках которого пульсирует гирлянда фонарей аварийного освещения. Сыро. Мерзко. Вонюче. Зато здесь гораздо теплей. По крайней мере, уже можно пошевелить руками и ногами. Можно даже попытаться зацепиться за плетёный провод, на котором висят эти зловещие фонари. Он попытался исполнить своё намерение, но мощный удар током отшвырнул его к противоположной стенке «тоннеля», и ещё один мощный электрический разряд ударил в спину. Вспышки последовали одна за другой, цепь замкнуло, фонари погасли, и он с нарастающей скоростью покатился вниз по скользкой покатой поверхности, а потом шлёпнулся в какую-то лужу, но тут же попытался встать.

– Сиди! – раздалось из темноты.

Вспыхнула спичка, огонь коснулся фитиля свечи, которая озарила низкий кирпичный свод, пол, сложенный из округлых булыжников, между которыми сочились струйки воды и отправлялись в зарешеченный сток у основания стены. Каменный тоннель уходил во тьму, но дорогу перегораживал покосившийся письменный стол, за которым восседал человек в шёлковом зелёном кафтане, с белым тюрбаном на голове, на котором сверкал жёлтый бриллиант.

– На колени, смертный! – негромко приказал хозяин этого жуткого подземелья.

Зуан узнал его. Он помнил лица всех, с кем ему приходилось встречаться. Баал Хаддад, наследный принц королевства Маскат, торговец оружием, однажды, несколько лет назад, был на борту «Золотой лани» и о чём-то долго беседовал с мадам Тай, уединившись с ней в алой гостиной на верхней палубе. Тогда показалось странным, что за всё это время они не потребовали ни питья, ни закусок, а яхту пару раз тряхнуло так, будто днище боднул кашалот. Зуан послушно стал на колени, сообразив, что перечить столь влиятельной персоне – себе дороже.

– А теперь скажи, как ты посмел противиться моей воле, – потребовал Баал.

– Я…

– Не мямли.

– Я не смел… Я не смел. Не смел противиться. Моя госпожа…

– Понятно. – Баал втянул в себя дым из большого кальяна, возникшего на правом краю стола, и выдохнул стаю нетопырей, которые, хлопая крыльями, с многоголосым писком пронеслись под каменным сводом и исчезли во тьме. – Ты думаешь, что нет никого могущественней, свирепей и придурковатой Тойфы? Так?

– Мадам Тай не прощает…