Сидел он, чуть откинувшись в седле и надвинув на лоб выцветшую свою шляпу с витой бахромой вдоль полей. Его черные крупные глаза оставались в тени, и обветренный лоб тоже, и широкие острые скулы. Губы он держал плотно стиснутыми, лишь иногда ворочал нижней челюстью – словно передвигал туда-сюда массивную пепельницу. Он выглядел старше своих тридцати, но это никого здесь не удивляло: в Хокингленде, говорили местные, год идет за два, так что теорию относительности постигаешь на собственной шкуре.

Между тем последний из пассажиров покинул борт скайвала. Питер Поллард сплюнул, отправил в рот следующую порцию жевательного табака и подозвал к себе Ларри – одного из мальчишек, пристроившихся в тени складов. Ларри почесал уши – громадные, точно листья зонтичного лопуха, – неохотно оставил свою тачку и подошел.

Именно в этот момент кит взмахнул щупальцами, протяжно вздохнул и избавился от содержимого своего желудка; остальные мальчишки, азартно вскрикнув, рванули наперегонки к добыче. Поскрипывали тачки и возки, громыхали в них самодельные лопаты, мелькали в воздухе сбитые коленки, расцарапанные локти.

– Иди, – сказал Поллард. – Я доплачу. И не забудь: спроси у капитана, кто и чем именно. В подробностях.

Ларри снова вцепился в уши, дернул, скорчил зверскую рожу – и загрохотал каблуками по сходням. Его приятели уже вовсю работали лопатами, надеясь повысить свое благосостояние на несколько пенни. Чтобы увеличить плодородность здешних земель, фермеры готовы были на все; китовый навоз же считался одним из лучших удобрений.

Вернулся Ларри через пару минут – кубарем скатился по сходням за миг до того, как матросы втянули их назад. Кит снова вздохнул (на сей раз без столь ощутимых последствий) и стал подниматься вверх, подальше от убийственной жары.

Выслушав известия, которые доставил мальчишка, мистер Поллард бросил ему монетку, затем добавил еще одну, за молчание, – и направил Красавчика вниз по тропе.

Холм с китовьим причалом возвышался на северо-западной окраине Плевка: отсюда, как на ладони, видны были все пропыленные склады, бараки, казармы, мастерские, Канатная и Золотая улицы, и даже поместье шерифа – там, на дальнем берегу Трясучьего Ручья. Городок вырос в устье залива лет сто назад и с тех пор не слишком увеличился в размерах – да и шансов-то, сказать по правде, не имел. Хокингленд не представлялся Бессмертным сколько-нибудь перспективным ни для планомерного заселения, ни для масштабной добычи ресурсов. Ее Величество эту точку зрения не оспаривала, хотя время от времени засылала сюда своих географов – из тех, кому не находилось работы ни в Дарвинии, ни в Пенроузии. Географы эти делились на две категории. Которые поумнее, быстро смекали, что к чему, и убирались обратно на Остров. Прочие оставались в Хокингленде навсегда: никто не утруждал себя переправкой их тел на родину.