В мастерской мебели было немного: пара столов, заваленных инструментом, заставленных бутылочками, ящиками, раструбами самых разных размеров и форм. На стенах висели чертежи, какие-то маски… Под потолком висел скелет летучего дикобраза, чуть вращался на сквозняке и поклацывал иглами.
Фокусник налил из фляги воды, поставил чайник на огонь. Сказал, не оборачиваясь:
– Все эти годы я мечтал о мести. Каждое утро, просыпаясь, я видел Гертруду… то, во что она превратилась по вине убийц нашего сына. Я разрабатывал планы, отбрасывал их, строил новые. К тому моменту, когда Господь упокоил ее душу, я знал о Карпентере, Кроссе и Стокли больше, чем их исповедники, родители и самые близкие друзья. Я знал, с кем каждый из них спит, в какой бар ходит по пятницам, сколько времени бреется. Но когда я смотрел, как опускают гроб в яму – рядом с могилой Рафаэля, конечно, – и мне жаль, что я никогда не лягу рядом с ними… Так вот, мистер Хук, в этот момент я взглянул на портрет Рафаэля – там, на надгробии – и понял, что все мои планы гроша ломаного не стоят. Я хотел отомстить не ради сына, не ради жены – ради себя. А он… мой мальчик не принял бы этого. Тогда все изменилось. Я подумал о нем, подумал о том, из-за чего он погиб, – и понял, что не учел главного.
– Так вы здесь не ради того, чтобы отомстить Полларду? Но… те трое его приятелей…
– Я знал, что они не расскажут, где скрывается Поллард. Собственно, я даже не знал, как его звали тогда и как зовут сейчас.
– Поэтому – пилюли.
– Да – первая из них. Вторая нужна была, чтобы выяснить кое-какие подробности, хотя – если уж откровенно – я мог бы узнать их просто из архивов.
– Но третий…
– Третьего я пристрелил, потому что хотел попасть именно сюда, в Хокингленд… Слушайте, вы есть-то хотите? Хороший же из меня хозяин! Сдвигайте на пол весь тот хлам и садитесь, я сейчас!.. Ну и да, самый главный вопрос: зачем вообще было все это затевать. Вот представьте: после первой же пилюли я обратился в полицию. А там, например, дали бы ход делу. Но время, мистер Хук, играет на руку Радзиновичу, и он это знает. Время и расстояние. Волокита займет слишком много времени. Перед судом предстанет человек, искупивший свою вину, добропорядочный семьянин, вышедший из минуса в ноль благодаря собственным усилиям… Вдобавок, – продолжил он, нарезая хлеб, – у нас и свидетелей-то не осталось.
– По вашей вине, – заметил мистер Хук. – Любой из тех троих…
– Они молчали бы, инспектор. Потому что пошли бы по этому делу не как свидетели – как соучастники. И не только по нему, между прочим.