Она кивнула.

     — Ты знаешь, что ждет там, на горе?

     — Нет. Я не думаю, что узнаю это, пока мы не доберемся туда, и это — чем бы оно ни было — не покажет себя.

     А оно покажет? — мысленно спросил он себя. Он понял, что образ его мышления тоже меняется, и то, как он говорил, не коррелировало с тем, как он размышлял. Это не похоже было на мысли обычного человеческого мальчика. Внутри него звучало чужое мышление, чужая речь, которая с каждым днем брала над ним верх.

     — Я могу скоро стать совсем другим, — сказал он ей со слабой улыбкой. — Будто я уже не другой. Но... я могу скоро перестать быть Итаном Гейнсом. Эта часть меня становится все тусклее, уходит все дальше... или просто впадает в сон, я не знаю. Но я не хочу, чтобы ты сидела здесь и ждала смерти. Твоя сестра права. Нам нужно найти свой путь. Я рад, что ты хочешь отправиться с нами, — он указал на суп, который все еще стоял в металлическом горшке. — Лучше поешь, пока еще можешь.

     — Я поем. Спасибо.

     Итан очень устал, ему требовался отдых. Его битва с паукообразными тварями Сайферов и солдатами истощила его. Теперь какая-то часть его всегда оставалась начеку, и он надеялся, что она сообщит ему, если в опасной близости покажутся Горгоны или Сайферы. На мгновение ему показалось, что это не так. Итан закончил раскладывать свой спальный мешок и растянулся на полу, провалившись в сон в течение нескольких минут.

     Но что-то внутри него не спало, оно не нуждалось в отдыхе и покое в этом царстве страданий, и оно говорила с Итаном, произнося три слова:

     Это мой мир.

     Итан видел где-то в своем сознании суровый серый пейзаж, усеянный валунами. По земле бежали широкие трещины. Небо было молочно-белого цвета, и его прорезали яркие пурпурные молнии. Сквозь атмосферу виднелась мрачная планета, охваченная тремя мерцающими кольцами обломков пыли. У Итана сложилось ощущение, что он стоит на вершине горы, обдуваемый тихим сухим ветром, пахнущим щелочной пылью. Глядя на раскинувшуюся перед ним долину, он увидел серебряный обелиск, тонкий, но высотой в тысячи футов, со шпилем, который медленно и бесшумно вращался. Итан чувствовал, что это была сторожевая башня или маяк, рассылающий не лучи света, а энергию и сообщения, расшифровать которые было за гранью его возможностей. На саму эту станцию приходили другие сообщения. Итан не знал, почему счел, что это сооружение — станция, но был уверен, что прав, и чувствовал, что подобные строения были и на других планетах. Это было одинокое место. Мальчик был поражен одиночеством и запустением, и он знал, что местный хранитель был древним созданием, которое было выбрано... или выбрало такую участь само. Оно отказалось от другой жизни ради выполнения своей обязанности. Само это положение было обоюдоострым мечом: честь быть солдатом на такой службе и пожизненная ответственность. Время здесь отличалось от земного, а жизнь не подчинялась земным законам. Итан не понимал, что за существо приманило его, было у него физическое тело или нет. Существо могло быть соткано из чистой энергии и интеллекта, но в целом о его происхождении не было известно ничего. Но Итан откуда-то знал, что это создание обладает двумя вещами, которые роднили его с человечеством: сочувствием и ощущением справедливости. Казалось, это и были те движущие силы, которым оно подчинялось. А еще существо обладало врожденным любопытством к действиям Вселенной и мудростью высшей силы.