– Ты ломаешь, – уточнил Франц.

– А ты – пытаешься сохранить.

Ответ прозвучал обескураживающе.

– Странно слышать эти слова из твоих уст, – растерянно протянул де Гир.

– Из моих уст звучит много разных слов, – усмехнулся Шарге. – И не всегда они понятны тем, кому я их говорю. И тебе – в том числе.

Несколько секунд великий магистр обдумывал услышанное, а затем прищурился, глядя на старика гораздо холоднее, чем несколько секунд назад.

– То есть ты все понимаешь, но продолжаешь гнуть свою линию и сознательно ломаешь Дом?

– Нет! – с неожиданной горячностью ответил Шарге.

– Тогда что ты делаешь?

– Пытаюсь поднять Чудь на новый уровень.

– Неужели?

– А что, по-твоему, делает Ярга?

– То есть ты ему служишь?

Старик осекся, вспомнил, кто перед ним, помолчал и спокойно продолжил:

– Мы говорим о Великом Доме Чудь. И двух других Великих Домах.

– Ты стал интернационалистом?

И старик решился. Ему надоело ходить вокруг да около, он плюнул на осторожность и ответил искренне:

– Нет, Франц, я стал прагматиком. На Земле слишком много семей и народов, и тут я говорю не только о Тайном Городе, но обо всех, вообще обо всех, включая челов. Мы разные, иногда – слишком разные. Между нами обиды и кровь, но у нас общий дом – Земля, запертый дом, из которого невозможно вырваться, а значит, есть только два пути. Либо однажды начнется война всех против всех, которая уничтожит наш благословенный мир. Либо мы построим единую империю, объединим ресурсы и вернемся на Большую дорогу.

– Какая чушь! – не сдержался великий магистр.

– А империя по определению не может быть мононациональной, – медленно и раздумчиво закончил Винсент. И после паузы поинтересовался: – Какая чушь?