Николай высунулся за парапет крыши и сделал пару прицельных выстрелов. Ранив или убив одного из сепаратистов, он снова спрятался, укрываясь от пуль и крошки, отколовшейся от кирпичей. Вынул магазин, посчитал патроны. Магазин был почти пуст. Пошарился за поясом и неожиданно нашёл два полных магазина к автомату. Он удивился – видимо, когда забирал автомат, обшарил трупы и собрал боеприпасы совершенно автоматически, так, что это не задержалось у него в голове. Он обрадовался, ещё раз осторожно выглянул и выпустил несколько пуль в осаждавших. Потом вынул пустой магазин и вставил новый. «Надо проверить, что там у ребят», – и, как бы отвечая на его мысли, по лестнице наверх кто-то затопал, он передёрнул затвор и направил его на люк – оттуда крикнули:

– Атаман, это мы! – он узнал голоса охранников и облегчённо вздохнул. Те выползли из люка, опираясь на руки. У охранницы голая нога, простреленная навылет, была перетянута тугими повязками, сквозь них сочилась кровь, но кость вроде бы была цела – она хоть и с трудом, но опиралась на ногу. Парень был голый по пояс, пуля сломала ему ребро, войдя сзади и выскочив через широкое отверстие впереди. На молчаливый кивок Николая он ответил:

– Жить буду… Если не убьют.

– Ну раз шутите, значит не всё так плохо. Вы Катьку одну там оставили? Что с ней?

– Живая пока. Перетянули её. В неё попали ещё три раза, но всё в ноги, вроде ранение не опасно. Дышит, без сознания.

– Трактирщик там не напакостит?

– А мы его связали, на всякий случай. Если он не при чём – потом извинимся. Обслугу заперли в подвале. Двери заложили столами, бочками. Она тяжёлая, толстая, запирается изнутри брусом – без взрывчатки не взять. У трактирщика забрали карабин – нам нужнее. Патроны есть.

Николай повеселел:

– Живём, ребята! Патроны есть, жратва есть, питьё тоже. Пасите уродов, постреливайте, только берегите патроны. За помощью я послал, нам только время протянуть надо. Думаю, наши недалеко, только бы продержаться… Кстати о жратве – пойду я найду что-нибудь нам перекусить, заодно ногу промою и перевяжу. Не хватало еще заразу занести, – он глянул с отвращением на воспалённую рану на бедре под вспоротой пулей штаниной и, прихрамывая, спустился вниз.

Катька лежала на столе. Топик с неё сняли. Она хрипло дышала, с трудом проталкивая воздух в лёгкие. Он присмотрелся к её воспалённым губам – пузырей крови не было. Лёгкие не задеты. У него отлегло на душе. Есть шанс что выживет, хоть она и получила столько ранений, организм молодой, здоровый, тренированный, выживет… если они выберутся. С этой мыслью он пошёл в кладовку, нашёл бутылки с каким-то содержимым – оказался самогон двойной или тройной перегонки, обрадовался, зубами открыл деревянную пробку, звучно хлопнувшую в тишине, и начал, скрипя зубами и матерясь, лить спиртное себе на рану. Жгло, как будто раскалённым железом. Борозда была глубокая и воспалённая, но вроде не успела поймать заразу – просто воспаление от удара и раскалённой пули. Он нашёл относительно чистые полотенца, разорвал их на бинты и завязал рану, попробовав – может ли нормально передвигаться и не затекает ли нога. Потом пошарился по закромам трактирщика и с радостью обнаружил банку мёда, засахаренного, но такого желанного. Николай развязал повязку, черпнул из банки мёда и, шипя, намазал липкую массу на рану. В народной медицине мёд занимал одно из главных мест – он был и антибактериальным, и ранозаживляющим средством.