– Добро пожаловать на борт «Розы Панамы»!
Толпа встретила приветствие нестройным гулом, но его быстро сменила выжидательная тишина. Предвидевший это Карнаж медленно обернулся, по полной используя тягостное ожидание.
– Добро пожаловать на особое, эксклюзивное событие! Я приветствую вас, тех, кому предстоит стать свидетелями
Зрители словно обезумели. Обведя взглядом лица, теряющиеся в полумраке, я увидел, как шелушится и отваливается тонкая кожура цивилизованности, под которой обнажается голая плоть дикой ярости.
Усиленный громкоговорителями голос Карнажа потонул в рёве толпы. Синтетик вскинул руки, призывая зрителей к тишине.
– Многие из вас помнят детектива Райкера по личным встречам. Кое для кого эта фамилия ассоциируется с пролитой кровью, может быть, даже со сломанными костями. Эти воспоминания… эти воспоминания очень болезненны; возможно, кому-то из вас кажется, что с ними никогда не расстаться.
Публика притихла в напряженном внимании, и Карнаж смог говорить тише.
– Друзья мои, я не обещаю вам, что удастся стереть эти чёрные воспоминания, ибо на борту «Розы Панамы» мы предлагаем совсем другое. Здесь мы живём не в мягком покрывальце забвения, даже если воспоминания сильно горчат. Друзья мои, мы живём не в мечтах, а в реальности. – Он вскинул руку, указывая на меня. – Друзья мои, перед вами реальность.
Новая волна торжествующих воплей. Взглянув на Кадмина, я вопросительно поднял брови. Я предполагал, что мне предстоит умереть, но не ожидал, что это будет смерть от скуки. Кадмин пожал плечами. Он хотел драться. Кривлянья Карнажа стали ценой, которую Кадмин вынужден платить за такую возможность.
– Это реальность, – повторил Эмси Карнаж. – Сегодня вечером вас ждёт реальность. Сегодня вечером у вас на глазах Элиас Райкер умрёт. Умрёт, стоя на коленях, и если мне не удастся стереть воспоминания о том, как проливали вашу кровь и ломали ваши кости, по крайней мере, я смогу заменить их картинами гибели вашего мучителя.
Толпа взорвалась.
У меня мелькнула мысль, не перегибает ли Карнаж палку. Похоже, правда об Элиасе Райкере была чем-то неуловимым. Я вспомнил, как выходил первый раз из «Закутка Джерри», как отшатнулся от меня Октай, увидев лицо Райкера. Сам Джерри поведал о столкновении монгола с полицейским, в чьё тело я был заключен: «Райкер постоянно не давал ему проходу. Пару лет назад избил его до полусмерти». Затем я вспомнил, как Баутиста отозвался о технике ведения допроса Райкера: «По большей части он ходил по самому краю». И сколько раз Райкер переступал эту черту, раз поглазеть на его избиение собралась такая толпа?