Это была единственная великодушная фраза в синтаксисе оружия, которым я обмотался. Все остальное было категоричными предложениями, означавшими смерть.

Осколочный пистолет, заряженный пулями с паучьим ядом, давил на рёбра рядом с шокером. Я установил значение диаметра дула на максимум. На расстоянии пяти метров один выстрел уложит целую комнату врагов, причём без отдачи и совершенно бесшумно. Привет от Сары Сахиловской.

Целая обойма термитных микрогранат разместилась в кармане на левом бедре. Каждая не больше и не толще дискеты для хранения данных. Память об Ифигении Деми.

Нож «Теббит», закреплённый нейрозащёлкой на запястье правой руки под костюмом-невидимкой. Последнее слово.

Я попытался найти в себе тот леденящий холод, который испытывал, стоя перед дверями «Закутка Джерри», но в хрустальных глубинах «Потрошителя» он был не нужен.

Пора действовать.

– Визуальный контакт с целью, – доложил пилот. – Не хотите подняться и взглянуть на малышку сверху?

Я переглянулся с Ортегой, та пожала плечами, и мы с ней прошли в кабину. Ортега устроилась рядом с «ирокезом» и надела шлемофон второго пилота. Мне пришлось довольствоваться тем, что я, отодвинув Баутисту, сгорбился в проходе. Впрочем, и отсюда было хорошо видно.

Почти вся кабина «Локхид-Митомы» выполнена из прозрачного сплава, на который проецируется приборная панель, что дает пилоту отличный обзор. Ощущение было знакомо мне по Шарии: словно летишь на слегка выпуклом подносе, на стальном языке или, быть может, на ковре-самолете, а под тобой раскинулась живописная картина. Ощущение головокружительное, позволяющее почувствовать себя хотя бы на краткий миг Богом. Я взглянул на «ирокеза», сидевшего рядом, гадая, испытывает ли он сейчас это, или же, как и я под воздействием «Потрошителя», он остаётся бесчувственным ко всему.

Сегодня ночью небо было безоблачным. «Голова в облаках» висела впереди, чуть левее, словно деревня в горах, увиденная издалека. Скопление крошечных голубых огоньков, нежно напевающих о тепле и домашнем уюте в ледяном мраке. Казалось, Кавахара для своего публичного дома выбрала край земли.

Транспорт накренился, поворачивая на огоньки. Вдруг кабина наполнилась электронным писком, и приборная панель, проецируемая на потолок, на мгновение погасла.

– Так, уже встречают, – резко бросила Ортега. – Летим вперёд. Я хочу пролететь у него под брюхом. Пусть хорошенько нас разглядят.

«Ирокез» промолчал, но транспорт клюнул носом вниз. Протянув руку к приборной панели над головой, Ортега ткнула кнопку. В кабину ворвался сердитый мужской голос.