Ирена Элиотт недоумённо посмотрела на серый кредитный микрочип на предъявителя.
– Что это?
– Здесь около восьмидесяти тысяч, – сказал я. – Надеюсь, на эти деньги вы сможете купить для Элизабет что-нибудь выращенное на заказ. Если она сделает выбор быстро, сможете загрузить её в новую оболочку уже к концу года.
– Что? – Она смотрела на меня, и у неё на лице то загоралась, то гасла улыбка. Как будто я рассказал ей анекдот, и Ирена сомневалась, правильно ли поняла его соль. – Вы даёте нам… Почему? Зачем вы это делаете?
Ответ у меня был. Я думал об этом сегодня утром всю дорогу из Бей-Сити. Взяв руку Ирены Элиотт, я вложил в неё микрочип.
– Потому что хочу завершить дело чем-то светлым, – тихо произнес я. – При воспоминании о чём у меня бы теплело на душе.
Какое-то время она молчала, затем, судорожно зарыдав, бросилась мне на шею. Испуганные чайки тяжело поднялись в воздух. Я ощутил на лице щекочущие слезинки, но Ирена Элиотт уже смеялась. Обняв, я прижал её к себе.
И всё то время, что длилось это объятие, я чувствовал себя таким же чистым, как дующий с моря ветерок.
«Бери то, что предлагают, – однажды произнесла Вирджиния Видаура. – Иногда этого достаточно».
Мне потребовалось ещё одиннадцать дней, чтобы добиться разрешения на пересылку обратно на Харлан.
Всё это время я практически безвылазно проторчал в «Хендриксе», смотря выпуски новостей. Меня не покидало странное чувство вины по поводу предстоящего отъезда. Широкой общественности не сообщили почти никаких подробностей относительно истинных обстоятельств кончины Рейлины Кавахары – кричащие экстренные сообщения корреспондентов были чрезвычайно далеки от правды. Работа специальной комиссии ООН оставалась окутана строжайшей тайной. Поэтому, когда пошли слухи о скором принятии резолюции номер 653, никто и не связал случившееся с недавней трагедией. Фамилия Банкрофта в связи с этим делом не упоминалась. Ни разу. Равно как и моя собственная.
С самим Банкрофтом я больше не встречался. Разрешение на пересылку на Харлан и сертификат на загрузку в новую оболочку доставила мне Оуму Прескотт. Поверенная разговаривала достаточно любезно и убедила меня в том, что условия контракта будут выполнены до последней запятой. При этом она недвусмысленно предупредила меня впредь не пытаться контактировать с кем-либо из семейства Банкрофт. Официально названной причиной был мой обман, связанный с «Поставленным на дыбы», но я знал, что к чему. Я прочёл ответ на лице Банкрофта в ходе перекрестного допроса, когда всплыли факты относительно занятий Мириам Банкрофт во время нападения на «Голову в облаках». Под напускным лоском и высокомерием мафа было видно, что старик жестоко ранен ревностью. У меня мелькнула мысль, как бы он поступил, если бы вдобавок ему продемонстрировали и стёртые записи «Хендрикса».