Димитрий поднялся и печально вздохнул. Он прекрасно понимал, что Марину останавливает неопределенность его положения. «Я ей не нужен, она просто мечтает стать царицей. Если я получу помощь Сигизмунда, то у меня будет войско для похода на Бориса. И тогда она не замедлит согласиться. Что ж, буду пока доволен и этим». Но просто уйти он не мог, горечь вырвалась наружу, и он сказал:
– Мне жаль, светлейшая панна, что ваше решение столь зависимо от результатов моей поездки.
Димитрий слегка поклонился и вышел, а гордая полячка осталась сидеть с пунцовыми от стыда щеками.
* * *
На следующее утро кортеж отправился в Краков. На этот раз Димитрия сопровождали пан Мнишек, Адам и Константин Вишневецкие и дюжина других шляхтичей со своими воинами и слугами. Оставив позади более трехсот верст, в марте 1604 года они прибыли в столицу и разместились в Вавельском замке.
К удивлению Димитрия, при дворе теперь было принято одеваться на французский манер, по образцу костюмов, которые привез тридцать лет назад в Польшу Генрих Валуа и его свита. Из-за этого порой царевичу казалось, что он снова находится в Париже, при дворе французского короля.
Димитрия разместили в покоях, расположенных по соседству с комнатами, где он когда-то жил. Он шел по анфиладам и коридорам, и сердце его сжималось. Все здесь было до боли знакомо. Ему вдруг стало бесконечно жаль потерянной жизни Франсуа. Конечно, он обладает великой тайной, позволяющей ему продлевать свое существование, но что взамен? Он потерял родину и всех тех, кто был ему дорог, вместо этого он ищет способ, как стать правителем незнакомой и такой чуждой ему страны! Зачем?
Димитрий тряхнул головой, отгоняя воспоминания и неприятные мысли. «Зачем? Да чтобы иметь власть, бесконечную власть над людьми! Кто ж в здравом уме от этого откажется?!»
* * *
В Вавельском замке он встретил немало знакомых, в том числе и своего старинного друга, великого гетмана коронного Яна Замойского. Тому уже перевалило за шестьдесят, но он был все тем же влиятельным магнатом с решительным и прямолинейным характером. К большому огорчению Димитрия, пан Замойский не только не поддержал его, но открыто сказал, что считает самозванцем, и всячески демонстрировал царевичу свое пренебрежение. Откуда ж гетману было знать, что этот юноша с задумчивым взглядом и печальной усмешкой – тот самый барон де Романьяк, с которым он дружил двадцать лет назад?
Пятнадцатого марта король польский дал Димитрию приватную аудиенцию. Сигизмунд принял его в том же самом кабинете, в котором когда-то работал Генрих, а позже – Стефан Баторий.