– Otjebis ot devki, Gutalin huew! – сказал зловеще-приглушенным голосом на непонятном языке незнакомец.

После чего сильный удар чем-то твердым и железным по лбу поверг разом потерявшего сознание Уайта на визжащую немку, которая тут же начала энергично выползать из-под него.

Очнулся Том Уайт, уже когда было светло. От того, что он понял – на него кто-то смотрит.

Открыв глаза, он увидел над собой два лица, одно из которых было явно монголоидным (хотя и непохожим на китайца, которых Том в прежние годы видел предостаточно). Нагнувшиеся над ним люди были облачены в странную светло-песочную форму – на груди непонятные значки с цифрами, на плечах – красные погоны с желтыми буквами «СА». Увидев на груди обоих солдат значки в виде миниатюрного красного флага с золотым профилем какого-то лысого и бородатого деятеля, а на головных уборах – эмалевые пятиконечные звезды с серпом и молотом, Уайт понял, что перед ним стояли русские. Это подтверждали и смутно знакомые по плакатам, изображающим оружие вероятного противника на довоенных занятиях, стволы автоматов Калашникова, торчавшие за их плечами. Окончательно осознав, что он, похоже, в плену, Уайт заплакал.

– Ochuhalsya, shokolad, – сказал с удовлетворением один из солдат, курносый, с более-менее европеоидной физиономией и одной полоской на красных погонах, на том же непонятном языке страшного ночного пришельца, и добавил, явно обращаясь к своему раскосому коллеге: – Ryadovooi Urasbaew! Uvedi plennogo w grusovik! I poostorognee s nim! Ponial, uryuk?

– Wstawai, сhurka amerikanskaya! – сказал монголоидный солдат с какой-то странной интонацией, поднимая Уайта с мостовой за грудки…

Но это было утром.

А пока я опустил автомат. «АКМС» – это, конечно, не «АКМ» с его основательным прикладом, но с него хватило и удара затыльником ствольной коробки.

Немка тихо заплакала, явно ожидая худшего.

Было ей двадцать два года, звали ее Ютта Райнброк, и вляпалась она в эту ночную передрягу чисто случайно. До начала того, что по-прежнему почему-то упорно не считалось войной, она училась на фармацевта и работала провизором в аптеке своего дяди Людвига, который очень хотел со временем передать семейный бизнес кому-то из родственников. Когда все завертелось и начались авианалеты (хотя здешние городишки и поселки русские и не бомбили), прижимистый дядя тут же велел закрыть аптеку и, как и большинство местных обывателей, запасся провизией и спрятался в своем загородном доме. А накануне какой-то знакомый, служивший в местной полиции, сказал дяде Людвигу, что с востока приближаются танки русских, американцы, похоже, уходят, а бундесвер вот-вот прекратит огонь. Услышав все это, дядя на подсознательном уровне (видимо, вспомнив прошлую войну и свои «подвиги» в рядах фольксштурма) вдруг осознал, что, похоже, поторопился покинуть городскую черту, поскольку у него в аптеке осталось много такого, стоимость и ценность чего может очень кардинально повыситься в случае полномасштабной войны или возможной оккупации. Например, инсулин и наркосодержащие препараты.