– Настя, угомонись, здесь никого нет, – сказал я, подошёл к девушке и сжал в ладони её тонкие подрагивающие пальцы.

– Опоздали, – еле слышно прошептал Драгин.

Настя вздрогнула, повернулась ко мне, уткнулась головой в грудь. Её плечи вдруг мелко-мелко затряслись, и до моего слуха донеслись приглушённые всхлипы.

– Поплачь, милая, лучше будет. Не держи в себе боль, пусть она со слезами уйдёт, пусть, – погладил я девушку по спине.

Настя не стала сдерживаться и вскоре зарыдала в голос. Тихо заскулили и захныкали карлики, потирая глаза грязными кулачками. Глядя на их безутешное горе, у меня тоже комок подкатил к горлу, защипало в глазах. Даже Драгин – и тот расчувствовался. Правда, его эмоции выражались сжатыми до хруста костяшек пальцами на «калаше», стиснутыми до зубовного скрежета челюстями и застывшей под стеклом противогаза гримасой ненависти.

Внезапно выражение его лица переменилось, а в глазах засияла надежда. Он вытянул руку, нацелился указательным пальцем в самый дальний экран.

– Эй! Хорош потоп разводить. Вон ваши пацаны, ничего с ними не случилось. Пока.

Мы с Настей посмотрели на монитор с чёрно-белым изображением большого круглого зала, в центре которого находилась странная конструкция. Внешне она походила на гигантскую модель атома с огромным чёрным кубом в роли ядра. Возле этой штуковины, сложив руки на коленях, по-турецки сидела группа подростков. Лицом к ним и спиной к загадочному агрегату стоял пожилой человек в белом лабораторном халате с забавным головным убором из светящихся трубочек на голове. Слева от него сутулился дирижёр в обрывках белой рубахи и заношенных до дыр синих штанах – похоже, тот самый тип, что мысленно беседовал со мной в Припяти.

Кроме этих двоих и детей, в помещении больше никого не было. Отряд «монументовцев» в стандартных комбинезонах и с обычным оружием в руках дежурил в коридоре за дверью (камера оттуда передавала изображение на соседний монитор): человек десять, может, больше, если предположить, что не все попали в объектив. Фанатики стояли возле дверей и вдоль стены. Отсутствие у них экзоскелетов и гаусс-пушек радовало. Конечно, будь они вооружены, как терминаторы, мы бы всё равно пошли на штурм, тут уж без разговоров. Но ведь куда как приятнее идти в бой, зная, что шансы на победу находятся несколько правее отметки в пятьдесят процентов, а не застыли около нуля на воображаемой шкале успеха.

– Ты знаешь, где это? – спросил я у Насти. Она растерянно помотала головой. Тогда я повернулся к карликам: – А вы, ребята, в курсе, где находится эта штуковина?