Он взял ее за руку. Уайлен внезапно почувствовал, будто он вторгается во что-то личное.

– Я благодарен, что ты жива, – сказал Матиас. – Благодарен, что ты со мной. Я благодарен, что ты ешь.

Девушка опустила голову ему на плечо.

– Ты лучше, чем вафли, Матиас Хельвар.

Губы дрюскеля изогнулись в слабой улыбке.

– Давай не будем кидаться словами, которые не подразумеваем всерьез, любовь моя.

Кто-то легонько постучал в дверь. В ту же секунду все потянулись за оружием. Колм замер в кресле.

Каз жестом показал ему оставаться на месте и бесшумно подошел к двери. Затем посмотрел в глазок.

– Это Шпект.

Все расслабились, и Каз открыл дверь. Отбросы молча наблюдали, как парни быстро перешептываются; потом Шпект кивнул и направился обратно к лифту.

– С этого этажа есть доступ к часовой башне? – спросил Каз у Колма.

– В конце коридора. Я туда не поднимался. Лестница слишком крутая.

Каз ушел, не произнеся больше ни слова. Все с минуту смотрели друг на друга, а затем последовали за ним мимо Колма, наблюдавшего за ними усталыми глазами.

Когда они прошли к концу коридора, Уайлен понял, что весь этаж был под стать роскоши номера. Если он и умрет, то, наверное, это не худшее место, чтобы провести последнюю ночь.

Один за другим они взобрались по винтовой железной лестнице к часовой башне и вышли через люк. Комната наверху была большой и холодной, и большую ее часть занимал гигантский часовой механизм. Четыре циферблата приглядывали за Кеттердамом и серым рассветным небом.

На юге поднимался шлейф дыма от острова Черной Вуали. Посмотрев на северо-восток, Уайлен увидел Гельдканал, лодки пожарной бригады и городскую стражу, окружавшую территорию дома отца. Он вспомнил шокированное выражение лица Яна Ван Эка, когда они приземлились на середину обеденного стола. Не будь тогда Уайлен так напуган, он бы разразился смехом. «Именно стыд пожирает людей целиком». Жаль, что они не подожгли весь дом.

Далеко-далеко гавани изобиловали лодками и фургонами городской стражи. Город был покрыт фиолетовой формой, словно подхватил какую-то болячку.

– Шпект сказал, что все гавани перекрыли и доступ к судам закрыт, – сказал Каз. – Они опечатывают город. Никто не сможет ни приплыть, ни уплыть.

– Кеттердам этого не потерпит, – возразила Инеж. – Люди поднимут бунт.