– Быстро говори, где он, Бреккер! – проревел Пекка ему в лицо. – Говори, где мой сын!

– Назови имя моего брата. Произнеси его, как фокусники в шоу в Восточном Обруче – будто заклинание. Хочешь вернуть своего мальчишку? Какое право имеет твой сын на свою драгоценную, балованную жизнь? Чем он отличается от меня или моего брата?

– Я не знаю имени твоего брата. Не знаю! Не помню! Я зарабатывал себе репутацию. Организовывал небольшие махинации. Я думал, что вы оба поживете в нищете с недельку и вернетесь на ферму.

– Неправда. Ты ни разу больше о нас не вспоминал.

– Пожалуйста, Каз, – прошептала Инеж. – Не делай этого. Не будь таким.

Роллинс застонал.

– Умоляю тебя…

– Что-то не вижу.

– Сукин сын!

Каз сверился с часами.

– Столько болтовни, в то время как твой мальчик лежит во мраке…

Пекка оглянулся на своих людей. Потер лицо руками. Затем медленно, двигаясь неохотно, словно боролся с каждой мышцей своего тела, опустился на колени.

Каз увидел, как Грошовые Львы покачали головами. Слабость никогда не заслуживала уважения в Бочке, какой бы ни была причина.

– Я умоляю тебя, Бреккер. Он все, что у меня есть. Пусти меня к нему. Позволь спасти.

Каз посмотрел на Пекку Роллинса, Якоба Герцуна, наконец-то вставшего перед ним на колени, с мокрыми глазами и болью, сквозившей сквозь следы слез на его красном лице. Кирпичик за кирпичиком.

Это только начало.

– Твой сын закопан в самом южном углу поля Тармаккера, в двух милях на запад от Аппельброка. Я пометил участок черным флагом. Если уйдешь сейчас, то успеешь к нему как раз вовремя.

Пекка вскочил на ноги и начал раздавать приказы:

– Отправьте кого-то к ребятам, чтобы подготовили лошадей. И приведите ко мне врача.

– Но чума…