Но я обнаружил, что не могу забыть, это мешало моей работе и прогоняло сон. Я чувствовал себя так, будто меня пригласили на чай, а едва я вошел в дверь, оглушили мешками с песком.

Далее Хайнлайн критикует попытку Блиша вытащить личность писателя из персонажа-рассказчика:

Ни одна из этих вещей не делается «по наитию». Я пластаюсь как проклятый, чтобы сделать увлекательный, интересный рассказ, из которого читатель извлечет ту мораль, которую я хочу ему преподнести… Я полагаю, что чем больше туда чего-либо попадает неосознанно, невольно или «инстинктивно», тем ниже уровень мастерства рассказчика и тем вероятнее, что результатом будет дрянное произведение.

Ни одна из этих вещей не делается «по наитию». Я пластаюсь как проклятый, чтобы сделать увлекательный, интересный рассказ, из которого читатель извлечет ту мораль, которую я хочу ему преподнести… Я полагаю, что чем больше туда чего-либо попадает неосознанно, невольно или «инстинктивно», тем ниже уровень мастерства рассказчика и тем вероятнее, что результатом будет дрянное произведение.

Любопытно в этой связи вспомнить слова Уолта Уитмена, которые я тоже очень люблю:

«Пойми, что в твоих писаниях не может быть ни единой черты, которой не было бы в тебе же самом. Если ты вульгарен или зол, это не укроется от них. Если ты любишь, чтобы во время обеда за стулом у тебя стоял лакей, в твоих писаниях скажется и это. Если ты брюзга или завистник, или не веришь в загробную жизнь, или низменно смотришь на женщин, это скажется даже в твоих умолчаниях, даже в том, чего ты не напишешь. Нет такой уловки, такого приема, такого рецепта, чтобы скрыть от твоих писаний хоть какой-нибудь твой изъян».

«Пойми, что в твоих писаниях не может быть ни единой черты, которой не было бы в тебе же самом. Если ты вульгарен или зол, это не укроется от них. Если ты любишь, чтобы во время обеда за стулом у тебя стоял лакей, в твоих писаниях скажется и это. Если ты брюзга или завистник, или не веришь в загробную жизнь, или низменно смотришь на женщин, это скажется даже в твоих умолчаниях, даже в том, чего ты не напишешь. Нет такой уловки, такого приема, такого рецепта, чтобы скрыть от твоих писаний хоть какой-нибудь твой изъян».