– Привет, Уолли, – ответила Жанна, так и не повернувшись лицом к вошедшему. Она изо всех сил пыталась успокоиться, с остервенением вытирая расплесканный чай. Вот бы выгнать наглеца пинком под зад! Но с Уолли так обращаться нельзя, бедняга обидится на всю жизнь. И какой идиот придумал этот гуманизм!

Швырнув стакан в ведро, Жанна резко крутанулась в кресле и оказалась с Уолли лицом к лицу. Теперь она была сама вежливость, но какая! От такой вежливости запросто можно превратиться в сосульку.

Уолли Стурджис неуверенно переминался в дверях. Одному. Богу известно, как он умудрялся казаться застенчивым и робким, не напрягая ни одного мускула, у Уолли это всегда получалось.

– Привет, Жанна. Что прив-в-в-ело тебя, э-э-э… сюда… э-э-э… в столь ранний час? – спросил он, скромно опустив глаза долу.

Уолли, 43-летний кандидат, был приглашен в Институт исследований Мультисистемы на работу по контракту из Лаборатории математического моделирования Колумбийского университета. Он воплощал собой образ «вечного студента», человека, жившего какой-то собственной внутренней жизнью и абсолютно не обеспокоенного своей фатальной отстраненностью от всего на свете.

Жанна изобразила ядовитую любезность:

– Да вот пришло на ум несколько идеек, которые мне хотелось бы обмозговать до того, как сюда нагрянет гогочущая толпа. Мне нужно немного тишины и одиночества.

Слабая надежда на то, что он поймет намек, исчахла, едва родившись. Прогугукав нечто неопределенное, Стурджис энергично кивнул и, стараясь держаться как можно дальше от Жанны, направился к свободному столу. Словно не замечая ее людоедски-ласкового взгляда, он плюхнулся в кресло, сложил на коленях руки и, отыскав глазами пятнышко на полу, принялся внимательно его изучать. Последовала долгая пауза.

– Мне это хорошо известно, – наконец сказал он. – Когда никого вокруг нет, можно горы свернуть. Я просто ненавижу, когда вокруг толкутся… М-да. Ага.

Внезапно он весь озарился улыбкой и решился посмотреть собеседнице в глаза. Выражение ее лица, кажется, не на шутку его встревожило. Жанне пришлось выдавливать из себя улыбку, но получившаяся гримаса повергла Уолли в еще больший страх. Смекнув наконец, что ему лучше исчезнуть, Уолли попытался сделать это не вылезая из кресла. Нет, это немыслимо! Она же еще и должна беспокоиться о его самочувствии. Кто, кроме Уолли, способен заявиться, помешать работе и при этом поведать, как сам не любит, когда ему мешают…

Жанна знала, что достаточно одного ласкового слова, и Уолли снова станет абсолютно счастлив. Но, то ли из зловредности, то ли от нежелания брать на себя роль постоянной утешительницы Стурджиса, промолчала.