— Что с тобой? — спросила Сник.

— Вспомнил, как все эти головы падали в корзину. Но это пустяки. Истории не обязательно повторяться.

— Зато человеческая натура всегда одна и та же. Впрочем, ты прав. Мы не можем отказываться от действий только из-за того, что случилось с другими. Мы — это не они.

Дункан открыл дверь. Ашвин нес караул в коридоре.

— Скажи Симмонсу, что мы готовы.

Миг спустя полковник вместе с Ашвином вошел в комнату. Он улыбался, ожидая, как видно, самого положительного отклика на свое предложение.

— Мы с вами, — сказал Дункан. — До конца.

— Хорошо! Прямо Юлий Цезарь, перешедший Рубикон. Жребий брошен, мосты сожжены. Победа или смерть.

— Цезарь победил, — сказала Сник. — Но потом все равно плохо кончил.

— «И ты, Брут», — по-прежнему улыбался Симмонс. — Несмотря на всю свою хитрость и цинизм, он все же доверялся людям, которым не следовало доверять. Я не повторю его ошибок.

«Нет, — подумал Дункан, — ты сделаешь свои».

— Сейчас я посвящу вас в детали, — продолжал Симмонс. — К полуночи, времени нашего отлета, вы уже будете знать и иметь все, что вам необходимо.

Час спустя Дункан пришел к себе в спальню и лег. Закрыв глаза, он попытался вызвать из глубин сознания все, что он знал о Джефферсоне Сервантесе Кэрде. Симмонс сказал, что Дункан полетит в Цюрих под видом его, Симмонса, личного слуги. Все, что требуется от Дункана в пути, — это вести себя тихо и соблюдать правила для прибывающих в интра-темпоральную зону. Так что можно было уже сейчас начать думать о себе как о Кэрде, а не как о Дункане.

Но у него было столько разных «я». Боб Тингл, Джим Дунский, Вайатт Репп, Чарли Ом, отец Том Зурван, Уилл Ишарашвили и Уильям Сент-Джордж Дункан. Все это не просто имена — он действительно был всеми этими людьми. Краткое воплощение в Дэвида Грима и Эндрю Бивульфа не оставило следа — это были просто чужие биографии, просто роли. Теперь, чтобы вновь стать Джефферсоном Сервантесом Кэрдом, требовалось проделать путь сквозь Дункана и всех остальных к первоначальному, настоящему Кэрду.

Нелегкая это была задача. Наверное, больше ни у кого на свете, — разве что у психопатов, страдающих расщеплением личности, не было такого множества «я». И Дункан единственный умел воплощаться в них по желанию, становиться ими. Но очиститься от них слой за слоем, как он вскоре убедился, было дело другое.

После недолгой борьбы он прекратил свои попытки избавиться от Дункана, самого последнего. Он тяжело дышал. Изобретенные им экзотические, а порой сюрреалистические методы аутотренинга не помогали. Дункан плотно застрял в чреве его сознания.